Павел Астахов - ДНК гения [litres]

И не зря.

Иван Иванович Ванечкин – так зовут старичка – в интересующий суд период времени служил швейцаром в лучшей сочинской гостинице «Приморская» и добросовестным образом стучал «куда надо». «Информировал компетентные органы», как говорит он сам.

– Работа у меня такая была, – ничуть не смущаясь, рассказывает Иван Иванович. – Все про всех знать и что надо, то своевременно известно куда докладывать. Администраторы, швейцары, горничные – мы все, кто с гостями контактировал, заметочки делали и отчетики писали, а уж если гость иностранный, да еще такой важный, как тот Гуреев, то – у-у-у, за ним таких вот писак пара-тройка постоянно ходила, днем и ночью! Думаете, тот фотограф случайно за ним увязался, по одному лишь редакционному заданию? Ха-ха! То не нынешние времена были, тогда газетчикам такой воли не давали, партия прессу как надо держала, вся их свобода слова вот тут была!

Дедушка сжимает кулачок и долго с удовольствием трясет им в воздухе. Устав созерцать эти физкультурные упражнения, я вежливо спрашиваю:

– Свидетель, что вы хотите сообщить суду по существу дела?

– А вот же у меня, по существу!

Иван Иванович цепляет на нос очки, извлекает из брючного кармана старомодный клеенчатый блокнот, без промедления открывает его там, где предусмотрительно оставлена закладочка, и зачитывает запись, датированную днем выступления Гуреева:

– «23.03. На автомобиле такси марки «Волга», госномер такой-то, цвет светлый беж, приехал артист Гуреев Роберт, а с ним известный сочинский фотограф Максимов Сергей и неизвестная девица: голубоглазая, русоволосая, в синем в белый горох сатиновом платье, белых носках, синих туфлях и с белой сумочкой через плечо.

С целью выяснения личности неизвестной гражданки дежурным администратором Семеновой Варварой ей был задан вопрос: «А вы, девушка, кто будете, вы разве проживаете в нашей гостинице?» – на что артист Гуреев Роберт, не останавливаясь, бросил: «Это со мной!» – а сама девица, покраснев, сообщила: «Меня Соня зовут, Бронштейн моя фамилия, извините, я не взяла с собой паспорт…» После чего фотограф Максимов Сергей подхватил гражданку Софью Бронштейн под локоток и увлек ее вверх по лестнице со словами: «Софа, это не нужно, иди спокойно».

Из холла гостиницы все трое проследовали прямо в номер артиста Гуреева, где и оставались до 9.46 утра следующего дня».

Мне хочется присвистнуть, но это уже сделал кто-то в зале, и я просто спрашиваю:

– Вы что же, хранили этот блокнот так много лет?

– Почему же только этот? Я все их храню, – с достоинством отвечает бывший швейцар и вечный стукач. – А как же? Мало ли что, вдруг компетентным органам какая информация понадобится, так у меня все записано!

Адвокат Вадима Петренко просит приобщить оглашенную запись к делу. Дедушка Ванечкин возражает: со словами «Мы так не договаривались!» прячет свой блокнот поглубже в карман и придерживает его там рукой, как будто ожидая, что документ у него попытаются отнять силой.

Я бы никому ничего не советовала пытаться отнять у этого милого дедушки – себе дороже выйдет.

Я бы от этого дедушки вообще подальше держалась, не нравится он мне, если честно.

Адвокат Петренко, мне кажется, от Ивана Ивановича тоже не в великом восторге и именно поэтому обращается с ним со всем возможным уважением и превеликой осторожностью. К разочарованию журналистов, жаждущих сенсаций и экшна, эпической битвы за блокнот не случается: оказывается, адвокатом заблаговременно была сделана нотариально заверенная копия нужной записи, ее-то мне и вручают.

И все же этого мало.

Я интересуюсь, будут ли участвовать в процессе свидетели, для официального приглашения которых адвокат Вадима Петренко запрашивал помощь суда. Это те двое, о которых мы уже слышали: сочинский фотограф Сергей Максимов и предполагаемая подруга Роберта Гуреева Софья Бронштейн, ныне Петренко.

С ними какая-то темная история. Как я понимаю, по доброй воле участвовать в разбирательстве эти свидетели не хотели, поэтому пришлось нажать на них с разных сторон.

Официального вызова – повестки в суд – оказалось недостаточно, но тут Вадиму Петренко здорово помогли журналисты. Он сделал соответствующее заявление для прессы, и газеты и телевидение подняли хай, клеймя позором нерадивую мамашу, возмутительно безразличную к судьбе родного сына. Шум вышел знатный, и Софье Петренко не удалось отсидеться в тихом курортном уголке.

А вот Сергей Максимов оказался тертым калачом, не зря дедуля Ванечкин говорит, что фотограф работал «с кем надо», ходы и выходы он знает и благополучно «отмазался» от визита в суд по состоянию здоровья. Хитрый дяденька!

Впрочем, в этой истории лучшего свидетеля, чем мать Вадима Петренко, и быть не может.

Другое дело, станет ли она честно и прямо отвечать на нелицеприятные вопросы?

Софья Петренко уже пенсионерка, но сразу понятно – бывшая учительница. Судя по хорошо поставленному голосу и твердому взгляду, которым она обводит мгновенно затихающий зал, у нее лет сорок педагогического стажа. Если дать ей в руки указку, я смогу отдохнуть, не стучать молотком – Софья Павловна сама успешно призовет класс, ой, зал к порядку.

Я спрашиваю, что свидетель Софья Петренко может сообщить по сути дела.

Я, разумеется, помню, что свидетель Петренко предпочла бы ничего не сообщать и вообще хотела бы находиться сейчас как можно дальше отсюда, но правила есть правила. И кому, как не учительнице, установленные правила уважать?

– Ну, скажи уже наконец правду, мама! – торопит родительницу Вадим Петренко – и нарывается на прицельный строгий взгляд поверх приспущенных очков.

Так ученый-энтомолог мог бы смотреть на надоедливую мелкую букашку, изученную им вдоль и поперек, а потому уже совсем не интересную.

– Вадик, Вадик, – вздыхает Софья Павловна, качая головой. – Как всегда, от тебя одни неприятности… Ну зачем ты все это затеял?

Она кивает на журналистов с камерами и микрофонами, и те в отместку дружно ощетиниваются своими орудиями труда, наставляя их все в одном направлении – на свидетеля Петренко.

– Я очень не хотела сюда приходить, – медленно, как будто диктуя школярам текст под запись, произносит Софья Павловна глубоким голосом с безупречной дикцией. – Как хорошо было бы забыть эту ошибку молодости…

– Нет уж, давайте делайте работу над ошибками! – весело требует кто-то из зала.

Корреспонденты ведущих СМИ – это не робкие первоклашки, они быстро вспоминают о том, что пресса – реальная власть. И не боятся «двоек» и шокирующих записей красной пастой в дневнике. У них эта красная паста в жилах!

– Ты вытащил меня и себя на позор, что ж, я буду честна, – Софья Павловна вновь обращается к сыну. – А правда в том, что ты – моя самая большая жизненная неудача.