Любовь Юнина - Происшествие

— Тогда б он умер раньше… Но чьи все-таки драгоценности?

— Да, трудно поверить, что их не трогали несколько десятков лет, — вздохнул Валентин.

У себя в кабинете Ефросинья Викентьевна сварила кофе, села за стол и стала глядеть на стену. Она глядела, ничего, в сущности, не видя, изредка прихлебывая по глоточку остывающий кофе и пытаясь соединить факты, которыми располагала.

В семье Пузыревых каждый живет сам по себе. Варвара Ивановна ведет хозяйство, но главой семьи ее ни считает ни Ольга, ни Виктор. С ней не советуются, к ее мнению не прислушиваются. В доме часто бывают ссоры из-за того, что внучка и правнук мало дают денег на хозяйство, и старухе приходится крутиться подчас только на свою пенсию.

Ольга зарабатывает неплохо, но любит наряжаться. Виктор получает мало, едва хватает на обеды, сигареты и развлечения, ему хочется одеваться, как все, то есть в джинсы, модные куртки, но мать раскошеливается неохотно. Деньги нужны всем троим. Способна ли Варвара Ивановна на преступление ради благополучия младших Пузыревых? Ради Ольги вряд ли, а вот Виктора она обожает, несмотря на то что он порой бывает с ней груб. Ольга же производит впечатление человека, который живет радостями сегодняшнего дня, не заботясь о будущем. Интересы Виктора? В сущности, очень ограниченны — быть одетым не хуже других и водить автомобиль… Никого из них не зачислишь в злодеи, никто не похож на убийцу и все же в их доме умер человек, судя по всему, не своей смертью.

Ефросинья Викентьевна перебирала факты, они не соединялись, противоречили друг другу.

Она стала вспоминать час за часом все разговоры, связанные с делом Варфоломеева. «Человек вошел в аптеку и попросил зубные капли и снотворного, сказал, зубы болят, заснуть не может. Старуха дала димедрол, но Лютиков знал, для чего применяют димедрол, — размышляла Ефросинья Викентьевна. — Впрочем, там было темно, он мог не прочитать названия… Но старуха сказала, что тот, кто вошел в аптеку, был ниже ростом, чем Лютиков»…

Ефросинья Викентьевна допила кофе, совсем уже остывший. «Надо еще раз допросить Лютикова», — решила она.

…На этот раз Лютиков выглядел несколько опрятнее. Лицо его уже не было так одутловато и слегка побледнело. Несколько дней трезвой жизни явно были ему на пользу.

— Здравствуйте, Лютиков, — сказала Ефросинья Викентьевна. — Как, не вспомнили, что пили в тот вечер?

— А я и не думаю об этом…

— Зато я думаю. Вы Раису Андреевну Соколову знаете?

Лютиков энергично замотал головой.

— Ну-ну, — усмехнулась Ефросинья Викентьевна. — Кто же Раису Андреевну не знает, когда она полвека в ваших домах уборщицей лестниц проработала. А когда лифтеров держали, была лифтершей. Вспомните же, вспомните. Ну?

— Знаю, — нехотя согласился Лютиков. — Вы б сразу сказали: тетя Рая…

— Вот у нее-то чекушку вы и выпили.

— У нее снега среди зимы не допросишься, не то что чекушку. Волкодавов-то каких держит…

— Тем не менее чекушку вы получили и две пачки димедрола подарили.

— Не знаю ничего. С какой стати она мне чекушку подносить будет?

— А она за деньги. За пятерку, которая у вас была. Что, не так? Признавайтесь, у кого вы димедрол отняли. Не поверю, что для тети Раи вы в аптеку полезли. Уж если б вы туда попали, то скорее одеколон взяли. Он все-таки на спирту. Ну? Говорите лучше правду. Ведь за аптеку вам больше дадут…

— Душа кричала, — хмуро сказал Лютиков, — уж так кричала. Время позднее, и денег не было. А тут мужичок идет, озирается чего-то. Поменьше меня мужичок. Я подумал, может, у него деньги попрошу. Ну подошел. Он испугался. Я в карманы к нему залез и чего там было взял, а его с миром отпустил. Думал, деньги… — Лютиков замолчал.

— А там?

— Таблетки эти. Ну и пятерка… А когда к тете Рае зашел, стала она на болезни жаловаться, я и дал. Они у меня в кармане валялись, я уж было и забыл о них.

— Чего ж врали-то?

— Откуда я знал, что вы до тети Раи доберетесь.

— Тоже мне сложность! В одном дворе живете. А мужичка где грабили, помните?

— Не… Точно не помню. Наверное, где-то в этом районе. Чего бы я далеко куда поехал?

— Это, пожалуй, верно, — вздохнула Ефросинья Викентьевна. — В самом деле — чего?

Итак, в аптеку залезал не Лютиков. Но в районе, где Лютиков отнял пятерку, живут и Пузыревы… «Однако это ничего не значит, — вздохнула Ефросинья Викентьевна, понимая, что она не на правильном пути. — Надо искать яд, от которого умер Варфоломеев. Придется допросить всех еще раз, и начну с Ольги».

В тот вечер все валилось из рук Ефросиньи Викентьевны. Суп пересолила, котлеты пригорели, Вика капризничал, а к Аркадию невозможно было подступиться. У него в отделении умер больной, и он ходил чернее тучи. Ефросинья Викентьевна понимала, что надо поговорить с мужем, разделить беду, но, занятая собственными проблемами, она не имела на это сил. Ефросинья Викентьевна чувствовала себя в тупике, потому что в сущности и шага не было сделано в раскрытии преступления. Сегодня ей казалось, что она только ходит вокруг да около. До сих пор были непонятны мотивы убийства, следовательно, неизвестен и подход к преступнику. А может быть, Варфоломеев сам отравился, допустим, нечаянно. Впрочем, это тоже надо доказать. Самая уязвимая позиция была у Варвары Ивановны, однако трудно представить себе, что старая женщина, прожившая большую честную трудовую жизнь, за здорово живешь убила человека, с которым была дружна больше тридцати лет. А может быть, Ольга соучастница? «Кто? Зачем?» — ни о чем другом не могла думать в этот вечер Ефросинья Викентьевна.

Аркадий уложил спать Викентия и сам лег следом за ним. Когда в квартире стихло, Ефросинья Викентьевна перенесла в кухню телефонный аппарат и стала звонить Нюре.

— Чего у тебя голос как из преисподней? — спросила Нюра.

— Зашла в тупик. Слушай, Нюр, я задам тебе странный вопрос. Вот как ты думаешь, если б тебе очень нужны были деньги, много денег, могла б тетя Тома… ну, допустим, тайно отравить того, у кого эти деньги?

— Конечно, могла, — весело согласилась Нюра, полагая, что подруга шутит. — Тетя Тома, она женщина решительная.

— Слушай, я тебя серьезно спрашиваю.

— Я серьезно и отвечаю. Да подожди, я сейчас ее спрошу. Тетя Тома, — крикнула Нюра куда-то в сторону, — ты могла бы ради денег кого-нибудь кокнуть?

— Чего-чего? — услышала Ефросинья далекий голос тетки.

— Кокнуть, говорю. Ну прикончить.

— А зачем? — спокойно спросила тетя Тома.

— Она спрашивает, зачем, — сказала Нюра. — А в самом деле, зачем, а, Ефросинья Викентьевна?

— Если б я знала…

— Знаешь что, — серьезно проговорила Нюра, — у тебя ум за разум зашел, подруга моя дорогая. Я понимаю, что бывают тупиковые ситуации, только, по-моему, у тебя сейчас факт заслоняет человека. И не раскисай, слышишь?