Джоди Пиколт - Простая правда [litres]

Кэти снова беззвучно плакала:

– Не могу объяснить, что было с моей головой, но что-то было не так. Я не понимала, что происходило на самом деле. Мне не хотелось верить, что это мне не приснилось. – Она сжала в руках край фартука. – Я знаю, что сделала что-то нехорошее. Я понимаю, что пришло время ответить за случившееся.

Джордж наклонился к ней совсем близко:

– Тогда расскажите нам, как вы это сделали.

– Я не могу об этом говорить.

– А… Ну правильно. Точно так же вы решили, что, если не будете говорить о своей беременности, она исчезнет. И не сказали людям, что убили своего ребенка, полагая, что они никогда ничего не узнают. Но так не бывает, Кэти. Даже если вы не расскажете нам, как убили своего ребенка, он все равно мертв.

– Протестую! – подала реплику Элли. – Это унижает свидетеля.

Кэти скорчилась на стуле, рыдая в открытую. Джордж бросил на нее взгляд, потом пренебрежительно отвернулся:

– Беру свои слова назад. У меня все.

Судья Ледбеттер вздохнула:

– Сделаем перерыв на пятнадцать минут. Мисс Хэтэуэй, вам стоит отвести куда-нибудь вашу клиентку, чтобы она успокоилась.

– Конечно, – откликнулась Элли, раздумывая, как помочь Кэти собраться с силами, хотя сама она разваливалась на части.

Неопрятная комната для консультаций кое-как освещалась мигающими и шипящими лампами дневного света. Элли уселась за безобразный деревянный стол, носящий следы застарелых кофейных пятен. Ее клиентка, рыдая, стояла у доски в передней части комнаты.

– Мне бы хотелось посочувствовать тебе, Кэти, но ты сама на это напросилась.

Элли отодвинулась от стола и повернулась спиной к своей клиентке. Может быть, если не смотреть на Кэти, ее рыдания не будут звучать так громко. Или удручающе.

– Я хотела, чтобы все закончилось, – запинаясь, сказала Кэти; у нее было распухшее красное лицо. – Но вышло не так, как я ожидала.

– Ах, нет? А чего ты ожидала? Что, как в кино, ты сломаешься и присяжные сломаются вместе с тобой?

– Просто я хотела, чтобы меня простили.

– Ну, не похоже, чтобы это произошло прямо сейчас. Ты просто послала своей свободе прощальный поцелуй, детка. Забудь о прощении Церковью. Забудь о том, что увидишь родителей или будешь любить Адама.

– Сэмюэл сделал мне предложение, – с несчастным видом прошептала Кэти.

Элли фыркнула:

– Наверное, ты захочешь ему сказать, как трудно получить супружеское свидание в исправительном учреждении штата.

– Не нужны мне супружеские свидания. Не нужен мне другой ребенок. Что, если я…

Кэти неожиданно умолкла и отвернулась.

– Если ты – что? – откликнулась Элли. – Задушишь его в минуту слабости?

– Нет! – Глаза Кэти вновь наполнились слезами. – Дело в той болезни, той бактерии. Что, если она еще сидит во мне? Вдруг я передам ее всем своим детям?

Над головой Элли зашипела и лопнула лампа. Она медленно перевела взгляд на Кэти, заметив, что пальцы девушки вцепились в толстую ткань лифа платья, словно пытаясь выскрести оттуда эту самую болезнь. Она вспомнила, как Кэти однажды рассказывала ей, что приходится признаваться во всякой вине, которую вменяет тебе дьякон. И она подумала, что девушка, привыкшая к обвинению во всех смертных грехах, услышав показания патолога, могла взять на себя вину за что-то, являющееся на самом деле несчастным случаем.

Она взглянула на Кэти и разгадала ход ее мыслей.

Элли пересекла комнату и схватила девушку за плечи.

– Скажи мне сейчас же! – приказала она. – Расскажи, как ты убила своего ребенка.

– Ваша честь, – начала Элли, – мне хотелось бы провести перекрестный допрос.

Она чувствовала, что Джордж смотрит на нее как на полоумную, и не без основания. Поскольку признание Кэти попало в судебные протоколы, Элли мало что могла сделать для устранения нанесенного ущерба. Она смотрела, как Кэти, бледная и взволнованная, вновь поднимается на свидетельское место, садится и беспокойно ерзает на месте.

– Когда прокурор спросил тебя, убила ли ты ребенка, ты сказала «да».

– Это так, – откликнулась Кэти.

– Когда он попросил тебя описать способ убийства, ты не захотела говорить.

– Да.

– Теперь я спрашиваю тебя: ты задушила ребенка?

– Нет, – пробормотала Кэти срывающимся голосом.

– Ты намеренно прервала жизнь ребенка?

– Нет. Ни в коем случае.

– Как ты убила своего ребенка, Кэти?

Она глубоко, судорожно вдохнула:

– Вы слышали слова доктора. Он сказал, что я убила его своей инфекцией, которая передалась ему. Если бы я не была матерью ребенка, он выжил бы.

– Ты убила ребенка, передав ему листерию из своего организма?

– Да.

– Ты это имела в виду, когда сказала мистеру Каллахэну, что убила своего ребенка?

– Да.

– Ты раньше рассказывала нам, что в вашей Церкви, если человек согрешил, он должен признаться перед членами общины.

– Да.

– Как это выглядит?

Кэти сглотнула:

– Ну, это очень страшно, вот что. Сначала идет целиком воскресная служба. После проповеди поют гимны, а потом все посторонние уходят. Епископ называет твое имя, и ты должна подняться, а потом сесть перед священниками и громко отвечать на их вопросы, чтобы вся конгрегация тебя слышала. В это время все смотрят на тебя, и сердце бьется так сильно, что едва слышишь слова епископа.

– А что, если ты не согрешила?

Кэти подняла глаза:

– В каком смысле?

– Что, если ты невиновна? – Элли вспомнила об одном разговоре, который был у них несколько месяцев назад, моля Бога, чтобы Кэти тоже о нем вспомнила. – Что, если дьякон скажет, что ты купалась нагишом, а этого не было?

Кэти нахмурилась:

– Все равно признаешься.

– Даже если этого не делала?

– Да. Если не показываешь, что тебе жаль, если пытаешься оправдаться, получается только хуже. Довольно трудно подходить к священникам, когда все родные и друзья смотрят на тебя. Просто хочешь поскорее покончить с этим, принять наказание, чтобы тебя простили и взяли назад.

– Значит… в вашей Церкви нужно покаяться, чтобы тебя простили. Даже если ты ничего не совершила?

– Ну, не то чтобы людей обвиняли в грехах на пустом месте. Чаще всего для этого есть основание. Даже если история рассказана не совсем верно, обычно ты сделал что-то плохое. И после покаяния наступает исправление.

– Ответь на этот вопрос, Кэти, – натянуто улыбаясь, произнесла Элли. – Если к тебе придет дьякон и скажет, что ты согрешила, а этого не было, ты все равно признаешься?

– Да.

– Понятно. Скажи, почему ты захотела выступить свидетелем на этом суде?

Кэти подняла глаза:

– Чтобы покаяться в грехе, в котором меня обвинили.

– Но это убийство, – заметила Элли. – Это означает, что ты преднамеренно убила своего ребенка, хотела, чтобы он умер. Это так?