Майк Германов - Безликий [litres]

– В каком смысле?

Марина Арсеньевна задумчиво потерла тыльную сторону правой руки пальцами левой.

– Что-нибудь из узоров, распространенных среди африканских племен. Или символы, означающие… даже не знаю… может быть, мифологические существа, прославившиеся людоедством. Трудно сказать что-либо определенное.

Мы помолчали.

Я понял, что психолог сказала все, что хотела, и кивнул, словно подводя итог.

– Ладно, учту. Спасибо еще раз и до свидания.

– Буду держать наш разговор в тайне. Удачи. И если что, заходите. – Снова едва уловимая улыбка.

– Обязательно.

Выйдя из кабинета психолога, я направился в директорский кабинет.

Короб уже собирался домой.

– Можно вас задержать буквально минут на пять? – проговорил я, входя.

– Да ради бога. – Директор сел обратно в кресло. – Я особо не тороплюсь.

– Вы не помните, не было ли в школе инцидентов, связанных с Зинтаровым и Сухановой?

Короб приподнял брови:

– В каком смысле инцидентов?

– Любых. Возможно, связанных с травмами детей или еще кого-нибудь. Например, не пострадало ли у кого-то лицо?

Короб сложил руки, соединив кончики пальцев, и уставился в потолок. Его губы двигались так, словно он что-то пережевывал.

– В позапрошлом году одну из учениц нашей школы переехал поезд, – изрек он наконец. – Она играла с подружками на платформе, одна из них ее случайно толкнула, и девочка свалилась прямо на рельсы. В это время электричка из Питера как раз подходила к перрону. Сами понимаете… – Директор развел руками.

– И что, у девочки пострадало лицо?

– Лицо? Да все пострадало! Перемололо, как мясорубкой. Это же поезд! Хоронили в закрытом гробу. После этого у нас по школе месяца два ходили рассказы о Цок-Цок, – недовольно добавил Короб.

– Что за Цок-Цок?

Директор махнул рукой. На его лице отразилась досада.

– Якобы девочку поезд разрезал пополам, и она превратилась в безногое чудовище, передвигающееся на локтях и издающее соответствующий звук. Ученики пугали друг друга тем, что Цок-Цок подкарауливает тех, кто ходит во время уроков в туалет, и разрубает попавшихся ей детей косой.

– Как это разрубает? – не понял я. – Она же на локтях ходит. Значит, руки заняты.

– Понятия не имею! – Короб раздраженно фыркнул.

– Ну, учителя-то, наверное, довольны были, – заметил я. – Дети все на уроках сидели, не выходили никуда.

– Поначалу да. А потом один мальчик описался в кабинете, потому что боялся Цок-Цок, и его мамаша накатала жалобу в роно. Хотя при чем тут мы-то?

– Ни при чем, – согласился я.

– Вот и я о том же! – Короб помолчал, явно переваривая воспоминания о том давнем инциденте.

Я не мешал, ожидая, что он может вспомнить что-то еще.

Вдруг директор сказал:

– Кстати, ни Зинтаров, ни Суханова к падению девочки на рельсы отношения не имели. Их там даже рядом не было.

Я и сам понимал, что случай, описанный Коробом, мне, так сказать, не подходит. Поэтому спросил:

– А раньше, до этого прискорбного случая с электричкой, никаких инцидентов не случалось?

– С детскими травмами?

– Да.

Короб поразмыслил и спустя несколько секунд сказал:

– Единственное, что я знаю, – это то, что тринадцать лет назад в школе произошел пожар.

– А жертвы были?

– Понятия не имею. Это случилось до меня.

– Кто может помнить?

– Ну, во-первых, Лидия Михайловна Апашова, это учитель труда. Во-вторых, Эдуард Максимович Храбров, наш физрук. В-третьих, Юлия Николаевна Жаркова, завхоз. Вы с ней сегодня, как я понимаю, пообщались.

– Да, было дело. Все эти люди работали в школе, когда случился пожар?

– Именно.

– А еще кто-нибудь есть, кто работал тогда здесь?

– Нет, остальные разбежались после слияния школ. Дело в том, что наша школа…

– Знаю, ее составили из двух.

– А, ну раз вы в курсе. – Короб пожал плечами. – Что-нибудь еще?

– Где мне найти Апашову и Храброва?

– Они уже ушли домой. Могу поискать адреса.

– Будьте любезны.

Короб порылся в личных делах и выписал мне адреса трудовички и физрука.

– И последнее, – сказал я, забирая у него листок, – Зинтаров и Суханова работали в школе, когда был пожар?

– Да, работали. Я о них не упомянул, потому что они… умерли.

– Понятно. Спасибо, я больше не смею вас задерживать.

– Не за что. Всегда готов помочь.

Я вышел из кабинета Короба, на ходу доставая телефон.

– Алло, Рома?

– Он самый, – отозвался Димитров. – Что стряслось? У тебя какой-то возбужденный голос.

– Ты послал оперов в школу?

– Да, они уже должны были приехать. А что, их нет?

– Не знаю, сейчас спущусь на первый этаж, проверю. Слушай внимательно: похоже, следующей жертвой будет Юлия Николаевна Жаркова, завхоз!

– Почему?

– Во-первых, она подходит по расшифровке послания убийцы, во-вторых, она была свидетельницей инцидента, случившегося тринадцать лет назад, – так же, как Зинтаров и Суханова.

– Какого еще инцидента?

– Пожара.

– И что?

– Пока не знаю, но ее нужно взять под охрану.

– Ладно, это я понял. Потом объяснишь, что к чему.

– Конечно. Но для Жарковой одного опера будет мало. Пришли еще кого-нибудь.

– Хорошо. Пусть сидят и ждут.

– Я предупрежу. И, кстати, что там с костюмом, в котором было обнаружено тело Сухановой? Удалось выяснить, где убийца его раздобыл?

– Нет пока, но осталось проверить несколько любительских театральных студий. Между прочим, одна из них находится в школе, где работала жертва, так что ты можешь узнать сам…

– Ты уверен? – перебил я Димитрова.

– А? Да, конечно.

– Я поинтересуюсь.

– Ок.

– Давай, до связи.

К тому времени я уже спустился в фойе и едва не столкнулся с высоким молодым человеком в белой футболке и черных джинсах. На плече у него висела большая спортивная сумка с логотипом «Найк».

– Извините! – проговорил он быстро, смерив меня любопытным взглядом.

– И вы меня, – отозвался я.

Молодой человек вдруг остановился:

– Вы ведь из полиции, да?

– Да. А что?

– Я тут работаю. Учителем танцев.

До меня дошло, что это напарник Ани.

– Как вас зовут? – спросил я.

– Наумов Андрей Тимофеевич. Аня мне звонила, рассказывала, что вы ведете расследование.

Проходить мимо он не торопился. Опыт подсказал мне, что такое необычное поведение (большинство предпочитает с полицейскими в долгие диалоги не вступать) означает одно из двух: либо простое любопытство, либо учитель танцев имел что сказать полиции. Если да, то было бы глупо эту информацию проворонить.

– Я тороплюсь, но если вам есть что…

– Нет-нет, – торопливо замотал головой Наумов. – Просто… даже не знаю, зачем остановил вас. Извините. – Он виновато улыбнулся.

– Ничего.

Настаивать было не на чем. Рыбка сорвалась и уплыла. Будем надеяться, что временно.