Майк Германов - Безликий [litres]

В салоне развернул листок и еще раз прочитал новый адрес Барыкиных. Может, я напрасно так на них зациклился и парень с обгоревшим лицом ни при чем? Но чутье подсказывало, что проверить эту ниточку нужно обязательно.

Барыкины перебрались в Питер, поэтому сначала я решил заехать в банк – узнать, кто переводит деньги Бобровой. Отыскав отделение «Grate Wall Bank», я предъявил документы и объяснил в общих чертах, что мне нужно. Девушка-администратор удалилась посовещаться с управляющим и через десять минут вернулась.

– К сожалению, мы не можем вам помочь, – развела она руками. – Суммы на этот счет перечисляются через терминал, так что личность отправителя установить никак нельзя.

– И ни разу деньги не были положены другим способом? В отделении банка или со счета на счет? – уточнил я на всякий случай.

Девушка покачала головой:

– Нет, только через терминал. Наверное, отправитель хочет сохранить инкогнито.

Тут она была, судя по всему, права. Тот, кто переводил Бобровой деньги, предполагал, что рано или поздно его станут искать, и подстраховался. Это говорило о том, что начать убивать он запланировал давно.

У меня заныло под ложечкой, когда я развернул машину и погнал в сторону Питера – от предчувствия, что я на верном пути и иду по следу преступника. Мелькнула мысль вызвать подкрепление, но пока что у меня было только подозрение, версия – и не более того.

По обе стороны шоссе тянулись одиноко стоящие многоэтажки, построенные еще в советское время, новостройки и коттеджи, большинство которых еще только ждали хозяев.

Наконец из-за Пулковских высот показался город, похожий на серого левиафана, выброшенного на берег Финского залива и распластавшегося на огромной территории. Торчали небоскребы, казавшиеся отсюда, издалека, жалкими обломками, воткнутыми в землю неведомым богом.

Мегаполис рос с каждым годом, уплотнялся, становился выше, и все же я по-прежнему воспринимал его как расползающийся каменный лабиринт, по которому бродят безумные чудовища в человечьем обличье.

Я добрался до дома, где жили Барыкины, за пару часов. Это был «корабль» из красного кирпича, с балконами и треугольными эркерами. Выглядел этот архитектурный монстр жутковато, особенно в сумерки, наступившие из-за того, что тучи уже полностью заволокли небо, оставив просвет только у самого горизонта – тоненькую голубую полоску, едва подсвеченную садящимся солнцем. Казалось, серое покрывало дало в этом месте трещину, расползлось.

Я позвонил в домофон и услышал женский голос:

– Кто?

– Полиция. Разрешите с вами поговорить.

Пауза, затем удивленное:

– Со мной?

– Ваша фамилия Барыкина?

– Да.

– Значит, я к вам.

– Хорошо, поднимайтесь.

Щелкнул замок, и я вошел в подъезд. Пахнуло кошачьей мочой и дохлыми крысами: подвал был открыт, и в глубине виднелись силуэты рабочих. Они что-то сваривали. На первой площадке в ряд стояли газовые баллоны, от которых, точно змеи, тянулись черные шланги. В воздухе стоял характерный химический запах, оставляющий во рту металлический привкус.

Я поднялся на лифте на девятый этаж. Обычно я стараюсь не пользоваться этими штуками – мне все время кажется, что они могут в любой момент остановиться и я окажусь в клетке посреди шахты, хотя в жизни я застрял лишь однажды, когда мне было лет пять, да и то с мамой – но на девятый этаж, конечно, пешком я не поперся.

Барыкина ждала меня на пороге, приоткрыв обшитую желтыми рейками дверь. Вид у нее был неважный: худая, даже костлявая, невысокого роста, с мышиного цвета волосами, собранными на затылке в пучок. Косметикой она или не пользовалась, или просто не успела ее нанести. Кожа выглядела сухой, лицо покрывали неглубокие и редкие морщинки. Под глазами наметились темные круги.

– Лейтенант Самсонов. – Я сразу показал ксиву.

– Здравствуйте, – кивнула женщина. – Что случилось?

– Я по поводу вашего сына. Только не волнуйтесь, с ним ничего не случилось, так что… – Я замолчал, заметив, как округлились у Барыкиной глаза.

– Вы про Юру? – проговорила она с сомнением.

– А у вас есть еще дети?

– Нет.

– Значит, про него.

Женщина окинула меня странным взглядом:

– А что с ним могло случиться? – спросила она тихо.

– Ничего, – ответил я. – Просто я сразу предупредил, чтобы вы не волновались.

– Я вас не понимаю. – Барыкина отступила на шаг и обернулась, заглянув в квартиру. – Вы по какому вопросу? – В ее голосе послышалась подозрительность.

Я почувствовал, что сделал что-то не так.

– Мне ваш адрес дали в фирме, через которую вы покупали эту квартиру, – сказал я. – Есть новые материалы по тому делу, в котором ваш сын фигурирует как пострадавший, – начал я врать, чтобы развязать ей язык и сгладить возникшую непонятно из-за чего неловкость. – Помните пожар в школе?

– При чем тут это? – нахмурилась Барыкина. – Да и какое это теперь вообще имеет значение?

– Понимаю, прошло много лет, но…

– Слушайте, Юра умер, так какой смысл ворошить прошлое?! – прервала меня женщина.

Я замер. Мне сразу стало понятно, почему она смотрела на меня с подозрением.

– Простите, я не знал, что с Юрием Сергеевичем произошло несчастье, – проговорил я растерянно. – А что с ним случилось?

– Так вы не знаете. – Барыкина понимающе покачала головой. – Заходите.

Она распахнула дверь и посторонилась.

– Спасибо.

Я вошел в квартиру. Пахло жарящейся курицей, чесноком и сдобой. Из-за угла вышла белая кошка и уставилась на меня желтыми глазами.

– Сюда. – Барыкина провела меня в гостиную. – Юра разбился на машине два года назад. Так что, какие бы новые сведения о том пожаре у вас ни появились, он вам не поможет.

Моя версия рушилась на глазах. Я почувствовал себя как человек, строивший карточный домик, но забывший закрыть форточку. И вот внезапный порыв ветра сдувает со стола плоды всех трудов!

– Как это случилось? – спросил я. – Простите, что расспрашиваю.

– Юра ехал на своей машине домой. У него был «Ниссан», кажется. Не справился с управлением на повороте и вылетел с трассы. Перевернулся, автомобиль загорелся. – Барыкина замолчала, глядя в окно. – Он был пьян. Это просто ужасно! – Она вдруг разрыдалась и резко села на продавленный диван, закрыв лицо ладонями.

Я ждал, пока она успокоится. Утешать людей, тем более женщин, мне никогда не удавалось, так что в конце концов я бросил попытки.

Барыкину сотрясало почти минуту, затем она выпрямилась и вытерла слезы рукавом халата.

– Простите. Никак не могу свыкнуться с тем, что Юры больше нет.

– Я понимаю. Скажите, а ваш сын сильно пил?

– Да. Был у него такой грешок.

– И за руль садился пьяный?

– Иногда. Особенно в последние месяцы перед смертью.