Анна Малышева - Клетка для сверчка

— Мама сказала неправду, — произнесла она. — С тех пор мы виделись очень редко. А потом и вовсе перестали.

Ольга провела ладонью по лицу, а когда убрала руку, ее взгляд вновь стал непроницаемым.

— Но речь о другом, конечно. Я отвлеклась. Хотя обе эти темы связаны… Отец вернулся из Стамбула, и мама тут же поставила его в известность, что уходит. Отец долго не мог понять, к кому она уходит, он начисто забыл Феликса. У него вообще была ужасная память на лица, зато удивительная — на предметы. Когда мама все объяснила в сотый раз, отец сказал, что, наверное, это к лучшему. Так и сказал. Они расстались без скандала. Наверное, они на самом деле расстались уже давно и лишь физически жили в одном доме. В одном доме на разных планетах…

— Ваш отец купил в Стамбуле четки со сверчками? — решилась наконец подать голос Александра. — Четки никогда не покидали страны, где были созданы?

— Да, представьте, — кивнула Ольга. — Их ни разу не перепродавали. Более того, они хранились в одной семье на протяжении семидесяти лет. Владельцы даже не знали об их рыночной стоимости, это была семейная реликвия, от дедушки. Но пришли времена, когда семье понадобились деньги. Сделка совершалась при участии трех посредников, так что представьте, сколько переплатил отец… Он был просто одержим этими четками.

Александра вспомнила странное ощущение живого тепла, когда Штромм вложил ей в ладонь четки из оттоманского футурана, незримый маслянистый след, оставшийся в ладони, когда она опустела… Она склонила голову:

— Это уникальная вещь, в самом деле. Я думаю, мы удачно продадим ее, вы получите куда большую сумму, чем ожидали от аукциона.

— Вот и дядя говорил, что нельзя выставлять четки наряду с другими вещами… — печально согласилась Ольга. — Это сразу сбивает цену, наводит на подозрения. Но вы не представляете, в какой я ситуации. Деньги нужны смертельно. И достать их нужно было срочно…

— Простите, если я сейчас затрону вопрос, который меня не касается… — Александра отодвинула чашку с остывшим кофе. — Я бы не спрашивала, но это важно для нашего дела. У вас срочные платежи?

— Да, очень срочные, — Ольга бросила эти слова отрывисто, словно с ненавистью.

— Какова сумма, вы можете сказать? Это опять же требуется для ведения наших дел. Сами понимаете, вещи, которые мы будем предлагать, не имеют твердой цены. Это не золото, не бриллианты и не картины известных авторов.

— Вещи стоят столько, сколько за них платят, — так же отрывисто произнесла Ольга. — Так дядя говорит. Не так важно, сколько и кому я должна, важно то, что денег нет. Через месяц придется оставить дом банку. После продажи дома мне не видать ни копейки. Уж банк позаботится о том, чтобы я еще осталась должна. Все узнают о моем положении и начнут сбивать цены так, что сегодняшний аукцион покажется детской шуткой. Деваться мне будет некуда. Я торопилась продать коллекцию, пока сохраняется хоть какая-то видимость благополучия. Всем известно, что у меня долги, но это еще не беда. А вот когда я окажусь на улице, меня разорвут на куски.

Повисла пауза, нарушить которую Александра решилась не сразу.

— Это очень печально, — сказала она наконец. — И в ваших словах заключена горькая правда. Есть выражение: «Человек человеку — волк». Не знаю, как для всех людей, но для коллекционеров это полностью верно.

— Волк? — Ольга остановила на ней насмешливый взгляд. — Ну, это комплимент человеку. Волки далеко не самые жестокие животные. Самые жестокие знаете кто? Куры. Да, простые домашние куры. Если они заметят на ком-то из своих кровь, набросятся и заклюют до смерти. Я видела в деревне…

Она поморщилась и замотала головой, словно желая прогнать отвратительное воспоминание. Резко встала, так что Александра автоматически вскочила тоже.

— Давайте расплачиваться и уезжать, — решительно произнесла Ольга. — Нет, уберите кошелек, я угощаю. И знаете, мне сегодня тут не понравилось. Правду говорят — не возвращайся туда, где был счастлив.

И, подзывая жестом официантку, без перерыва добавила:

— Дядя говорил, у вас удивительная мастерская в центре. Я вас туда отвезу. Вы ведь меня пригласите к себе на минутку? Всегда хотела посмотреть, как живут свободные художники. Вы не представляете, какая я домоседка.

Александра вспомнила ужасающий беспорядок в своей мансарде и на миг заколебалась. Но Ольга просила искренне, выглядела воодушевленной и вряд ли отказалась бы от услуг агента, увидев, в каком хаосе тот живет. Художница уже поняла, что имеет дело с неординарной личностью.

— Конечно, я вас приглашаю, — сказала Александра. — Надеюсь, вы будете не слишком шокированы… Помещение почти непригодно для жизни, но я как раз на днях переезжаю.

…Ольга долго стояла у маленького мансардного окошка, глубоко утопленного в скошенную стену. Казалось, ее внимание привлекло нечто, происходящее на улице. Не отрывая взгляда от окна, молодая женщина произнесла:

— Значит, вы уезжаете отсюда… А я всегда мечтала так жить.

— Что? — удивленно подняла голову Александра. Она пыталась поладить со старой электроплиткой, чтобы сварить кофе. Плитка, словно предчувствуя, что ее бросят в мансарде после переезда, работать отказывалась. — Как жить?

— Ну, вот так, как вы, — Ольга обернулась. — Свободно, без всяких правил. Без условностей.

— Боюсь, правил и условностей в моей жизни немало, — улыбнулась художница. — Деньги, например, — та еще условность! А плата за съемное жилье — правило…

Ольга коротко рассмеялась и тут же запнулась:

— Ой, простите. Дядя всегда говорит, что я рассуждаю о деньгах как ребенок. Я ведь никогда не снимала жилье. Боюсь, теперь придется.

Плитка поддалась наконец, и крошечный оранжевый индикатор загорелся на ее засаленном боку. Александра налила воды в медную джезву, поставила ее на медленно накалявшуюся стальную спираль. Достала бумажный пакет с кофе, открыла его, вдохнула крепкий, чуть бензиновый аромат. Ее не покидало ощущение, что каждым движением она прощается с мастерской, где было столько прожито и пережито. Тревога и печаль, неизвестность впереди — все это мешало ей сопереживать Ольге в полной мере. А эта молодая женщина вызывала в ней сочувствие — несмотря на свое видимое благополучие, она была на удивление одинока.

— Я сейчас снова задам вопрос, который меня прямо не касается… — Александра медленно, ложка за ложкой, топила молотый кофе во вскипающей воде. Выключила плитку, оставив джезву доходить на остывающей спирали, повернулась к Ольге. — Вы можете не отвечать, конечно. Ваши родственники, как я поняла, понятие абстрактное. Но ваш дядя, Эдгар Штромм, — он может вмешаться в ситуацию? Сделать так, чтобы дом не продавали хотя бы до тех пор, пока вы не ликвидируете коллекцию?