Анна Малышева - Клетка для сверчка

И, сбежав по ступенькам, пропала в темноте.

Александра ждала недолго. Вскоре на аллее показались огни — подъезжали две машины. Из первой вышли Игорь с Ольгой. Сзади остановился фургончик, на черных бортах которого в свете фонаря поблескивали золотые пышные гербы аукционного дома. Из кабины неторопливо вылез охранник. Коллекция вернулась.

— Ну, ничего не поделаешь, всякое бывает! — наигранно бодро сказал Игорь, заметив взгляд, который Александра бросила на фургончик. — Может, это и к лучшему, хотя мне, как профессионалу, нелегко принять неудачу.

— Ты старался, — пожала плечами Александра. — К тебе никаких претензий нет. Все испортила Алешина со своей свитой.

Игорь нахмурился, его маленькое, умное, обезьянье лицо, всегда живое и богатое мимикой, внезапно сделалось неподвижным.

— А может, дело не в Алешиной, — проговорил он другим тоном и очень тихо, так, что слышать его могла одна Александра. Ольга суетилась возле распахнутых дверей фургончика, давала указания охраннику и шоферу, которые вынимали коробки.

— В чем же? — Александра всматривалась в лицо Игоря, пытаясь уловить выражение его глаз. Но маленькие, глубоко посаженные глаза ушли в тень, которую бросали надбровные дуги. При свете фонаря лицо аукциониста приобрело угрожающее выражение.

— Понимаешь… — Игорь проводил взглядом процессию, которая тем временем направилась к дверям дома. Впереди шла Ольга, она показывала дорогу. За ней следовали нагруженные коробками шофер и охранник. Пока за ними не закрылась дверь, Игорь молчал.

— Понимаешь, — продолжил он, откашлявшись. — Я навел справки, хотя это не входит в мои обязанности… И, может, даже противоречит профессиональному кодексу. Но такие скандалы тоже бывают не часто, ты знаешь. Так вот. Есть мнение, что действительно было выставлено много подделок.

— Чье это мнение? — резко спросила Александра. — Алешиной?

— Не только Алешиной. — Игорь говорил спокойно, но в его голосе слышалось напряжение, словно дрожала натянутая струна. — Многие так говорят.

— Говорят с ее подачи! — все так же резко оборвала его Александра. — Я прекрасно знаю, как распространяются такие слухи. Один скажет, все подхватят: «Ах, в самом деле, мы давно подозревали, что дело нечисто, значит, так и есть!»

Охранник и шофер вышли из дома, вновь нагрузились коробками из кузова и скрылись за дверью.

— Коллекция не проходила экспертизу, — все с тем же напряженным спокойствием заявил Игорь. — Ты же понимаешь — пластики, янтарь, органика — все это сложнее анализировать, чем золото, бриллианты, картины… И почти никто за это не берется. Подделать Шишкина — одно. Сварить идентичный пластик — другое.

— Продолжай. — Александра несколько раз глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. Влажный ночной воздух слегка унял охвативший ее жар, щеки перестали гореть. — Продолжай, ты ведь что-то хочешь сказать.

— Мне поручили купить у Исхаковой четки со сверчками, — произнес Игорь. — Я надеюсь, ты мне поможешь. За процент, разумеется. И мы же старые знакомые…

Александра с минуту молча смотрела на него, но продолжения не дождалась. Игорь тоже ждал. Художница обернулась и взглянула на дом. В освещенных окнах первого и второго этажа на занавесках двигались неясные тени.

— Покупатель уже есть, — сказала наконец художница. — Мне очень жаль, но я обещала больше никому не предлагать четки.

— Мой клиент согласен заплатить ту цену, которую назовут, — глаза аукциониста ушли еще глубже в тень, на Александру смотрели две черных дыры.

— Звучит заманчиво… Но покупатель уже есть. Я ему обещала. Машина разгружена?

Игорь вздрогнул, покрутил головой, словно освобождаясь от тягостного сна. Его глаза оказались на свету, жутковатое впечатление рассеялось.

— Сейчас посмотрю, — он направился к фургончику, заглянул в кузов. — Эти я сам отнесу. Да, мы закончили. Очень жаль, что меня опередили… Ты могла бы получить хороший гонорар.

— Мне тоже жаль, — вполне искренне ответила Александра. — Но я обещала.

— Кому, если не секрет?

Художница красноречиво пожала плечами. Игорь засмеялся, вынимая из кузова оставшиеся коробки:

— Прости, я забыл, из тебя же такую информацию не вытянешь. Ну, извини, если что не так. Ребята, вы всё?! — крикнул он, поворачиваясь к дому.

На крыльце вновь появились шофер и охранник. Их сопровождала Ольга. Получив утвердительный ответ, Игорь, нагрузившись коробками, направился к крыльцу. Скрылся в доме, через несколько минут вернулся и взглянул на часы, оттянув рукав куртки. Достал из кабины папку с бумагами, подошел к Ольге.

— Все коробки наверху, распишитесь вот здесь… И здесь…

И обернулся к шоферу:

— А поздненько уже… Поехали, скоро ливень начнется. Я коленом чувствую, — доверительно добавил он, приближаясь к Александре и протягивая ей руку для прощального рукопожатия. — Ревматизм, понимаешь ли… Да и нервы. Сегодняшний аукцион мне здоровья не прибавил! А ты молодец, держалась железно!

Красные габаритные огни уезжающей машины растворились в ночи, караулившей за оградой поселка, и тут же, как по сигналу, хлынул ливень. Молнии померкли, белые бездны в небе закрылись, затянувшись черной тьмой. Дождь хлестал наотмашь, яростно, водяные плети высекали высокие брызги из мигом налившихся луж. Ольга, стоявшая рядом с Александрой, с визгом натянула шаль на голову и бросилась к крыльцу. Художница поспешила за ней.

Вбежав в столовую, Ольга присела перед печкой, открыла дверцу поддувала, взяла совок на длинной ручке и принялась выгребать золу, ссыпая ее в ведро. С ее темных волос капала вода, щеки разрумянились, стали почти такими же розовыми, как ее бессменное коралловое ожерелье. Черные глаза блестели весело, почти бешено. Она вдруг превратилась в шестнадцатилетнюю девушку, способную испытывать счастье просто оттого, что пошел дождь. Александра, стоя рядом и вытирая носовым платком промокшие волосы, наблюдала за этой метаморфозой, спрашивая себя, сколько же лиц у ее клиентки? «Она так изменчива, что кажется, имеешь дело с разными людьми. То грустная чеховская героиня. То воспитанница Штромма — суховатая, решительная, разбирается в делах. То испуганный ребенок. А теперь она, судя по виду, счастлива!»

Ольга, словно услышав ее мысли, подняла румяное лицо, на котором играли отсветы пламени, разгоравшегося в топке.

— Я так люблю сильный дождь, — призналась она с таким видом, словно доверяла собеседнице важную тайну. — Я когда-то была очень счастлива во время такого вот дождя. Так безумно счастлива, что мне казалось — я никогда уже не стану счастливее. Как в «Фаусте» Гёте, мне хотелось сказать: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!»

Она взяла еще горсть бересты из корзинки, швырнула ее в топку, и синеватое робкое пламя разом взметнулось, затрещало, сделалось почти белым. Запахло аптекой и дегтем. Ольга закрыла дверцу топки, оставив поддувало приоткрытым. Встала, деловито проверила вьюшки, вытащив каждую наполовину.