Евгения Горская - Незримые нити

— Рассказывай! — Подруга открыла полку, достала коробку с чаем.

Длинные Ксюшины волосы были небрежно сколоты в пучок, а казалось, что над прической поработал хороший парикмахер. Наташе нужно было часто поправлять волосы, чтобы не казаться только что вставшей с постели.

— Что рассказывать? — не поняла Наташа. То есть поняла, конечно.

— Почему тебя по вечерам не бывает? — Ксюша обернулась, посмотрела на Наташу.

Писаной красавицей подруга не была и косметикой пользовалась нечасто, даже реже, чем Наташа. Вместо косметики Ксюшу красило веселое лукавое выражение.

— Откуда ты знаешь? — засмеялась Наташа. По вечерам подруга никогда не заходила, в это время она была занята детьми и мужем.

— Откуда, откуда… Оттуда! Света у тебя по вечерам нет!

— Меня не бывает не только по вечерам, — вздохнула Наташа. — По ночам тоже.

— Гарик приехал? — Ксюша заварила чай, уселась напротив Наташи.

Наташа покачала головой — нет.

— Брат Виктора.

— Какого Виктора?

Наташа ткнула пальцем в стену, примыкающую к соседской квартире.

Ксюша посмотрела на нее с недоумением. Недоумение сменилось растерянностью.

— Ты не говорила, что знаешь брата.

— Я его и не знала. Теперь знаю. Мы с ним… дружим.

Ксюша задумчиво поводила пальцем по поверхности стола.

— Он вроде ничего мужик. Я с ним поговорила немного, когда Кузю отдавала.

— Ксюшенька, давай его не обсуждать!

— Наташа…

— Ксюша!

— А Гарик? — помолчав, все-таки спросила подруга.

— Да не знаю я ничего!

Наташе самой кто-нибудь объяснил бы, что происходит в ее жизни.

— Про убийство что-нибудь новое знаешь? — вздохнув, поинтересовалась Ксюша.

— Ничего. Но Семен все время об этом думает. Он уверен, что сам найдет убийцу, если полиция не сможет.

Подруга посидела еще минут пятнадцать, потом побежала по своим делам. Работать расхотелось. Наташа вымыла чашки, достала телефон, чтобы посмотреть почту, но тут аппарат зазвонил, и Семен буркнул в ухо:

— Я сейчас за тобой приеду.

— А твои больные? — удивилась Наташа.

— Грипп, — недовольно объяснил он. — Четверых принял, остальные от приема отказались. Хорошо, что ума хватило позвонить!

Наташа заглянула в холодильник, уныло оглядела пустые полки. Кроме пельменей и яиц в холодильнике не было ничего. У нее даже хлеба не было, несколько сомнительно пахнувших кусочков она утром выбросила в мусоропровод.

Наверное, она еще успевала сходить в магазин, но не пошла. Она сидела за столом и ждала, а когда он наконец позвонил в дверь, прижалась к мокрому от снега пуховику.

— Я тебе нужен? — Семен отодвинул ее и заглянул в глаза.

— Очень.

Он снова ее обнял, а потом отодвинул уже решительно и начал раздеваться.

— У меня ничего нет, кроме пельменей.

— Пельмени тоже хорошо.

Он снял ботинки, в носках заглянул в мастерскую, постоял около мольберта.

— Это для одной клиентки, — объяснила Наташа.

— Хорошая картина, — похвалил он. — Не отдавай. Клиентке другую нарисуешь.

Зазвонил его телефон. Семен вернулся в прихожую, похлопал по карманам куртки, достал телефон, ответил.

Мужской голос из трубки доносился до Наташи плохо.

— Вызывайте «Скорую»! Вызывайте немедленно! — рявкнул Семен и сбросил вызов. — Идиот какой-то! Хочет, чтобы я к его матери приехал.

— А почему ты не хочешь поехать? Я понимаю, ты не обязан, но…

— Потому что при таких симптомах вызывают «Скорую», а не меня!

Он зло покрутил телефон, сунул его в карман брюк и обнял Наташу. Борода колола щеку, но Наташа боялась пошевелиться, чтобы он подольше ее не отпускал.

После пирожковой, где он был со Светой, обедать не хотелось, но Борис, чтобы убить время, зашел в ресторан, поковырял салат оливье и поднялся в номер. Почитал с экрана телефона ленту новостей, полежал поверх покрывала на кровати, глядя в потолок, и незаметно задремал. До этого он был уверен, что не способен заснуть днем.

Разбудил его звонок. В номере было уже темно. Борис подвигал рукой, ища телефон, не нашел и только тогда догадался включить бра над головой. Аппарат лежал рядом на тумбочке.

— Да, Лизочка, — ответил он жене.

Он разговаривал с ней утром, с удивлением вспомнив, как раньше испытывал щемящую радость от звука ее голоса. Раньше он звонил ей по нескольку раз в день, и губы сами растягивались в глупую улыбку, и ему не хотелось, чтобы разговор прекращался.

Сейчас такой радости не было, как будто его привязанность к жене не могла пробиться сквозь сотни километров, отделявших их друг от друга.

Радости не было, а появилась тупая головная боль. Спать днем — дурное занятие.

— Можешь разговаривать, Боря?

— Могу. — Он откинулся на подушки, поудобнее прижав телефон к уху.

— Когда ты приедешь?

— Еще не знаю.

Ехать нужно прямо сейчас. Пытаться выяснять что-то о самом близком человеке — подлость. Нужно ей верить и опять стать счастливым.

Лиза тяжело вздохнула.

— У тебя все нормально?

— У меня все ненормально, когда тебя нет, — быстро ответила она. Она снова несколько раз вздохнула, и только тогда он понял, что жена плачет.

— Лиза! — Он рывком сел на кровати. — Лиза, что случилось?

— Я соскучилась.

— Что случилось, Лиза? — От страха пересохло во рту.

— Оксана больше не хочет у нас работать.

— Почему? — Страх отступал.

— Она не сказала.

— Ну не хочет и не хочет. Черт с ней! Узнай у Антонины телефон фирмы. Или в интернете найди. Ты лучше меня знаешь, что уборщица будет завтра же. Или даже сегодня.

— Боря, мне так обидно!..

— О господи! Ты всерьез расстраиваешься из-за уборщицы?

— Я относилась к ней как к подруге!

— Лиза, перестань, — попросил он, раздражаясь. — Ну что ты как маленькая!

А ведь ему раньше нравилось, когда она вела себя как маленькая. Она казалась ему ребенком, и от умиления перехватывало дыхание.

— Не расстраивайся. И меня не расстраивай.

— Ты скоро приедешь, Боря? — Кажется, она перестала плакать.

— Через пару дней.

Ему не хотелось возвращаться. И не только потому, что ему хотелось узнать о прежней Лизиной жизни как можно больше.

Здесь, в этом чужом городе он чувствовал себя свободным. Как будто счастливая жизнь с молодой женой была не вполне его жизнью. Как будто рядом с Лизой он был другим, ненастоящим, а теперь осознал себя прежним.

Положив телефон, Борис быстро разделся, прошел в душ. То ли от бьющей по телу горячей воды, то ли еще отчего, голова прояснилась. Он придирчиво оглядел себя в зеркало, вернулся в комнату, оделся.

Оделся вовремя — в дверь постучали.

Борис распахнул дверь, посмотрел на темноволосую женщину с серыми глазами и посторонился.

— Проходи.

Кузя прыгал, утопая в снегу. Животное больше не казалось печальным, потерянным. Наверное, потому что он еще щенок и, как все дети, быстро отходит от горя.