Анна Данилова - Стану рыжей и мертвой, как ты

Они обнялись. Василий почувствовал на губах слезы Тамары.

— А о Гринберге ты не переживай, не надо. И никакого скандала не будет.

— Как ты сказала? — Он счастливо и рассеянно поднял брови, уже и не думая о Гринберге. Да и о Хорне тоже. Подумаешь, ну рассказал Яша другу, кто принес ему медальон! Да, может, он и не мог поступить иначе, поскольку речь шла об исторической ценности этой золотой штуковины, а он, Василий, все-таки историк, работник музея! Пусть вот теперь следователь Дождев объясняет, откуда у него предмет, снятый с останков графской борзой. Кто его снял? Кто раньше Тамары побывал в подземном будуаре графини?

— Я говорю, что никакого скандала с Гринбергом не будет. — Тамара прилегла рядом с Карташовым, положила ему голову на плечо, а рукой обняла его. — Во-первых, он сам сможет найти в интернете огромный материал уже об этом захоронении, и это все серьезно, сюда же приезжала съемочная группа из Москвы. Во-вторых, расскажешь ему про медальон, который находится у следователя, и я даю тебе слово, что сама попробую встретиться с Дождевым и поговорить, все выяснить. Положись на меня, Вася! Ну, и в-третьих… У нас с тобой есть доказательство, что в этом подвале на самом деле когда-то можно было поживиться настоящими драгоценностями графини. Другое дело, что кто-то успел там побывать до того, как я туда свалилась… К моему большому-пребольшому сожалению!

С этими словами Тамара подняла руку и поднесла к глазам Василия указательный палец с надетым на него золотым перстнем, украшенным чудесным синим камнем.

— Вряд ли это стекло, — Тамара, поворачивая руку, любовалась на перстень. — Предполагаю, что это очень дорогой сапфир.

Василий следил взглядом за ее рукой, за перстнем. Конечно, он сразу все понял, вот только не знал, радоваться ли ему, что Тамара настолько ему доверилась, что решилась показать перстень, который обнаружила в этой жуткой глубокой яме и поначалу скрыла от него, или же радоваться самой находке, с которой теперь уж точно не будет стыдно разговаривать с Гринбергом.

— Я тоже полагаю, что это сапфир, и очень, очень благодарен тебе, Томочка, что ты показала его мне. Это свидетельствует о твоем доверии, что для меня очень важно, — теперь он поцеловал руку Тамары, целясь губами в сапфир. — Надеюсь, ты понимаешь, что перстень теперь твой и только твой! И никакой Гринберг не сможет доказать, что он является его наследством.

— Да я об этом даже и не думала! Кто такой вообще этот Гринберг! Конечно, я понимаю, этот проект для тебя очень важен, но пообещай мне, Вася, если с этим парнем разговор не получится и если ты поймешь, что ему все это неинтересно и он не собирается вкладываться в усадьбу, просто забудь о ней, и все. Поверь, у тебя появится новый проект, надеюсь, что симпатичный… Он будет похож на нас с тобой, и его звонкий голос будет звучать в нашем с тобой доме. Господи, мне еще и самой не верится! Я же только сегодня узнала, что беременна! А хочешь чаю?

— Я все хочу, — проговорил растроганный Карташов, чувствуя, как силы возвращаются к нему.

— Тогда вставай. Я сейчас заварю чай.

После чая Василий, во всем новом, крутился перед зеркалом. Привыкший носить все серого и коричневого цвета, он никак не мог решить для себя, сможет ли он носить красный пуловер.

— Что скажешь, Томочка? Он не слишком… красный?

— Он вовсе и не красный, а приятного малинового оттенка, — ответила Тамара, нежно поглаживая пуловер, а заодно и Василия.

— Мне просто не верится… Спасибо тебе, дорогая…

И Карташов счастливо вздохнул.

В поезде, перекусывая вареными яйцами с огурцами, я спрашивал себя, зачем я вообще еду в Москву. Что мне нужно? Ведь я уже сделал все, что мог — отпустил Таню, хотя все с самого начала указывало на то, что она лжет. Сколько бы я потом ни размышлял, так и не понял, зачем она вообще пришла тогда к моему дому и рассказала про Рокотова. Такого же мнения был и Вадим. Хотя, с другой стороны, Таня зачем-то скрыла преступление и похоронила подругу в лесу. Вместо того чтобы прийти в полицию и все рассказать. А может, она просто ненормальная? И именно поэтому ее поступки и не могут объяснить здоровые люди?

Хорошо. Но как тогда квалифицировать мое поведение? Получается, что следователь, зная о лесной могиле, бездействует? Если есть труп, значит, нужно заводить уголовное дело. И оно, учитывая мою информированность, должно привести прямехонько к Тане! Вот для чего она появилась у меня — чтобы этого уголовного дела не было! Чтобы все забылось. Но какой же наивной дурочкой нужно быть, чтобы надеяться на то, что ей удастся какое-то время пожить под фамилией Лины, да еще и оставить себе дочку убитой подруги. Получается, что и в этом случае ей впоследствии может понадобиться моя помощь — а вдруг ее разоблачат, задержат? А то еще и предъявят обвинение в убийстве подруги? И кому тогда она позвонит? Конечно, мне!

Сосед по купе всю дорогу спал и вставал только, чтобы сходить в туалет и выпить стакан чаю.

Я же, нервничая, постоянно испытывал чувство голода. И когда закончились яйца, отправился в вагон-ресторан, где заказал пюре с курицей и пиво.

Так трудно было признаться себе, что я боюсь этой встречи. А что, если она меня не встретит? Адреса же ее я не знаю. Расчет был лишь на то, что Таня не может меня не встретить хотя бы потому, что ей нет никакого резона портить со мной отношения. Она же понимает, что стоит ей только хотя бы на время исчезнуть из поля моего зрения или выказать мне свое неуважение, как я, уязвленный, начну действовать. И все равно ее найду! Буду действовать через соседку Ирмы, Любовь Николаевну. Или же займусь поисками в Москве девочки с очень редким немецким именем — Ульрика!

Поезд прибывал на Павелецкий вокзал ранним утром. Невыспавшийся, озадаченный предстоящей встречей, я стоял на перроне, всматриваясь в лица встречающих, и чувствовал себя крайне неуверенно.

И вдруг я увидел ее. Тоненькая, высокая. Бледное лицо, обрамленное каштановым каре. На ней были джинсы и голубая кофточка с коротким рукавом. Она улыбнулась, увидев меня, помахала рукой и прибавила шагу. Мы обнялись, я даже поцеловал ее в щеку.

— Рад видеть тебя, — сказал я. — Хорошо выглядишь.

— И я тоже рада. Давай пойдем. Я договорилась с таксистом.

В машине мы сидели, обнявшись, на заднем сиденье.

— Как Ульрика?

— Спасибо, все хорошо.

Мы приехали в район Савеловского вокзала, заехали во двор многоэтажки, вышли из машины, я собирался заплатить, но Таня решительно остановила меня.

Мы поднялись в квартиру, но никакой девочки там не было. Я подумал, что она в детском саду.

Квартирка скромная, съемная, насколько я понял. В маленькой чистой кухне стоял угловой диванчик, куда Таня меня и усадила.