Агата Кристи - Убийство в «Восточном экспрессе». Убийство на поле для гольфа

— Итак, вы совершенно уверены в том, что Рэтчетта убила она?

— Мой друг, какие могут быть сомнения? Я думал, что вы так мягко с ней разговариваете, чтобы не усложнять дела до тех пор, пока нас наконец не откопают и не подоспеет полиция.

— Значит, вы не поверили, когда граф поклялся вам своей честью, что его жена невиновна?

— Друг мой, это же так понятно. Что же ему еще оставалось делать? Он обожает свою жену. Хочет ее спасти. Он весьма убедительно клялся честью, как и подобает настоящему дворянину, но все равно это ложь, иначе и быть не может.

— А знаете ли, у меня есть нелепая идея, что это может оказаться правдой.

— Ну что вы! Вспомните про платок. Все дело в платке.

— Я не совсем уверен относительно платка. Помните, я вам всегда говорил, что у платка могут быть две владелицы.

— И все равно...

Мсье Бук умолк на полуслове. Дверь в дальнем конце вагона отворилась, и в ресторан вошла княгиня Драгомирова. Она направилась прямо к их столу, и все трое поднялись. Не обращая внимания на остальных, княгиня обратилась к Пуаро:

— Я полагаю, мсье, что у вас находится мой платок.

Пуаро бросил торжествующий взгляд на своих собеседников.

— Вот этот, мадам? — И он протянул ей клочок батиста.

— Да, этот. Тут в углу моя монограмма.

— Но, княгиня, ведь тут вышита буква Н, — сказал мсье Бук, — а вас зовут Natalia.

Княгиня смерила его холодным взглядом:

— Правильно, мсье. Но мои платки всегда помечают русскими буквами. По-русски буква читается как N.

Мсье Бук несколько опешил. При этой суровой старухе он испытывал неловкость и смущение.

— Однако утром вы скрыли от нас, что этот платок принадлежит вам.

— Вы не спрашивали меня об этом, — отрезала княгиня.

— Прошу вас, садитесь, мадам, — сказал Пуаро.

Она вздохнула:

— Что ж, почему бы и не сесть. — Она села. — Пожалуй, не стоит затягивать этого дела, господа. Я знаю, теперь вы спросите: как мой платок оказался в купе убитого? Отвечу: не знаю.

— Вы действительно не знаете этого?

— Действительно.

— Извините меня, мадам, но насколько мы можем вам верить? — Пуаро говорил очень мягко.

Княгиня Драгомирова презрительно ответила:

— Вы говорите так, потому что я скрыла от вас, что Хелена Андрени — сестра миссис Армстронг?

— Да, вы намеренно ввели нас в заблуждение.

— Безусловно. И не задумываясь сделала бы это снова. Я дружила с матерью Хелены. А я, господа, верю в преданность своим друзьям, своей семье и своему сословию.

— И не верите, что необходимо всячески способствовать торжеству справедливости?

— Я считаю, что в данном случае справедливость, подлинная справедливость, восторжествовала.

Пуаро доверительно склонился к княгине:

— Вы должны войти в мое положение. Могу ли я вам верить, даже в случае с платком? А может быть, вы выгораживаете дочь вашей подруги?

— Я поняла вас. — Княгиня невесело улыбнулась. — Что ж, господа, в случае с платком истину легко установить. Я дам вам адрес мастерской в Париже, где я всегда заказываю платки. Покажите им этот платок, и они тут же скажут, что он был изготовлен по моему заказу больше года назад. Это мой платок, господа. — Она встала. — У вас есть еще вопросы ко мне?

— Знала ли ваша горничная, мадам, что это ваш платок, когда мы показали его ей сегодня утром?

— Должно быть. Она его видела и ничего не сказала? Ну что ж, значит, и она умеет хранить верность. — Слегка поклонившись, княгиня вышла.

— Значит, все именно так и было, — пробормотал себе под нос Пуаро. — Когда я спросил горничную, известно ли ей, чей это платок, я заметил, что она заколебалась — не знала, признаться ли, что платок принадлежит ее хозяйке. Однако совпадает ли этот факт с моей основной теорией? Пожалуй, совпадает.

— Устрашающая старуха эта княгиня, — сказал мсье Бук.

— Могла ли она убить Рэтчетта? — обратился к доктору Пуаро.

Тот покачал головой:

— Те раны, что прошли сквозь мышцы, — для них нужна огромная сила, так что нечего и думать, будто их могло нанести столь тщедушное существо.

— А легкие раны?

— Легкие, конечно, могла нанести и она.

— Сегодня утром, — сказал Пуаро, — я заметил, что у княгини сильная воля, чего никак не скажешь о ее руках. Это была ловушка. Мне хотелось увидеть, на какую руку она посмотрит — на правую или на левую. Она не сделала ни того ни другого, а посмотрела сразу на обе. Однако ответила очень странно. Она сказала: «Это правда, руки у меня слабые, и я не знаю, радоваться этому или огорчаться». Интересное замечание, не правда ли? Оно лишний раз убеждает меня в правильности моей версии преступления.

— И тем не менее мы по-прежнему не знаем, кто же нанес удар левой рукой.

— Верно. Между прочим, вы заметили, что у графа Ан-дрени платок торчит из правого нагрудного кармана?

Мсье Бук покачал головой. Он был по-прежнему сосредоточен на потрясающих открытиях последнего получаса.

— Ложь... и снова ложь, — ворчал он. — Просто невероятно, сколько лжи нам нагородили сегодня утром.

— Это лишь начало, — жизнерадостно сказал Пуаро.

— Вы так думаете?

— Я буду очень разочарован, если обманусь в своих ожиданиях.

— Меня ужасает подобное двоедушие, — сказал мсье Бук. — А вас, мне кажется, оно только радует, — упрекнул он Пуаро.

— В двоедушии есть свои преимущества, — сказал Пуаро. — Если припереть лгуна к стенке и сообщить ему правду, он обычно сознается — часто просто от удивления. Чтобы добиться своего, необходимо догадаться, в чем заключается ложь. А в этом деле я и вообще не вижу иного пути. Я по очереди обдумываю показания каждого пассажира и говорю себе: если такой-то и такой-то лгут, то в чем они лгут и по какой причине? И отвечаю: если — заметьте, если — они лгут, то это происходит по такой-то причине и в таком-то пункте. С графиней Андрени мой метод дал отличные результаты. Теперь мы испробуем его и на других пассажирах.

— А вдруг ваша догадка окажется неверной?

— Тогда по крайней мере один человек будет полностью освобожден от подозрений.

— Ах так! Вы действуете методом исключения.

— Вот именно.

— А за кого мы возьмемся теперь?

— За pukka sahib’a полковника Арбэтнота.

Полковник Арбэтнот был явно недоволен, что его вызывают во второй раз. С темным, как туча, лицом усевшись напротив Пуаро, он спросил:

— В чем дело?

— Прошу извинить, что мне пришлось побеспокоить вас во второй раз, — сказал Пуаро, — однако мне кажется, вы еще не все нам сообщили.

— Вот как? По-моему, вы ошибаетесь.

— Для начала взгляните на этот ершик.

— Ну и что?

— Это ваш ершик?

— Не знаю. Я не ставлю меток на своих ершиках.

— А вам, полковник, известен тот факт, что лишь вы из пассажиров вагона Стамбул — Кале курите трубку?