Агата Кристи - Убийство в «Восточном экспрессе». Убийство на поле для гольфа

Вот это да! Как же я раньше не сообразил.

— Конечно, — начал я, — если второй нож, который нашли в теле бродяги, принадлежит мадам Рено, значит, их было два?

— Разумеется, притом они совершенно одинаковы, а это наводит на мысль, что оба ножа принадлежали Жаку Рено. Однако этим я не столь уж сильно озабочен. Есть у меня одна мыслишка. Нет, самое тяжкое обвинение против Жака Рено — кстати, тоже психологического свойства — это наследственность, топ ami, дурная наследственность! Не забывайте, Жак Рено — сын Жоржа Конно. А, как известно, яблочко от яблони недалеко падает.

Он произнес это так многозначительно и мрачно, что я невольно поддался его настроению.

— А что за мыслишка, о которой вы только что упомянули? — спросил я.

Вместо ответа Пуаро сверился со своими часами-луковицей:

— В котором часу отходит из Кале дневной пароход?

— Кажется, около пяти.

— Отлично. Мы как раз успеем.

— Мы едем в Англию?

— Да, мой друг.

— Зачем?

— В поисках некоего свидетеля.

— Кого же?

— Мисс Беллы Дьювин, — ответил Пуаро с загадочной улыбкой.

— Но как вы собираетесь искать ее? Что мы о ней знаем?

— Ничего, ровным счетом ничего, но у меня есть кое-какие соображения. Положим, ее имя действительно Дьювин. Мосье Стонору оно смутно знакомо, хотя, очевидно, не в связи с семейством Рено. Весьма вероятно, это имя какой-то актрисы. Жак Рено молод, ему всего двадцать лет, и у него куча денег. Очень возможно, что его первое пылкое увлечение связано именно с театром. Да и попытка мосье

Рено откупиться от девушки деньгами подтверждает эту догадку. Думаю, я сумею отыскать ее, тем более с помощью вот этой штуки.

И он достал ту самую фотографию, которую нашел в комнате Жака Рено. В углу наискосок было нацарапано: «С любовью от Беллы». Однако не надпись приковала мое внимание: с фотографии на меня смотрело лицо, которое я узнал бы из тысячи, хотя сходство с оригиналом не было столь уж бесспорным. Я почувствовал холодную обморочную слабость, точно непоправимое несчастье вдруг обрушилось на меня.

Это была Сандрильона!

Некоторое время я сидел, будто громом пораженный, все еще держа в руке фотографию. Потом с показным равнодушием, для чего мне потребовалось собрать все свое мужество, я вернул ее Пуаро, украдкой бросив на него быстрый взгляд. Заметил ли он что-нибудь? Нет, к счастью, он, кажется, не смотрел в мою сторону. Похоже, потрясение, которое я испытал, ускользнуло от его внимания.

Он решительно поднялся на ноги.

— Не стоит терять время. Надо как можно скорее отправиться в путь. Погода нам благоприятствует, море будет спокойное!

В предотъездной суете у меня не было времени подумать, но на борту парохода, укрывшись от проницательного взгляда Пуаро, я взял себя в руки и постарался хладнокровно взглянуть фактам в лицо. Много ли известно Пуаро и почему он устремился на поиски этой девушки? Может быть, он подозревает, что она видела, как Жак Рено убил отца? А вдруг он подозревает... Нет, это немыслимо. У нее не было причин ненавидеть старшего Рено, тем более желать его смерти. Что привело ее на место преступления? Я принялся в подробностях припоминать все, что случилось в минувшие четыре дня. Она сошла с поезда в Кале, где мы и расстались с ней в тот день. Неудивительно, что я не нашел ее на пароходе. Если она, скажем, пообедала в Кале, а потом отправилась поездом в Мерлинвиль, то должна была оказаться на вилле «Женевьева» как раз в то время, которое указала Франсуаза. Что она делала после того, как вышла из дома в начале одиннадцатого? По-видимому, пошла в гостиницу, а может быть, вернулась в Кале. А потом? Убийство было совершено в ночь на вторник. В четверг утром она снова оказалась в Мерлинвиле. А вообще, уезжала ли она из Франции? Очень сомневаюсь. Что ее здесь удерживало — надежда увидеть Жака Рено? Я ей сказал — мы тогда и сами так думали, — что он на пути в Буэнос-Айрес. Может быть, она уже знала, что «Анзора» не вышла в море. Но в таком случае она, должно быть, виделась с Жаком. Не эта ли мысль гонит Пуаро в Англию? Ведь могло случиться, что Жак Рено, вернувшись, чтобы повидаться с Мартой Добрэй, вместо этого столкнулся неожиданно с Беллой Дьювин, с которой он поступил столь бессердечно.

Кажется, что-то начинает проясняться. Если все на самом деле произошло именно так, то у Жака будет алиби, которое ему необходимо. Однако в таком случае трудно объяснить его молчание. Почему бы ему не рассказать все честно и откровенно? Может быть, он боится, что слух о его прежнем увлечении дойдет до ушей мадемуазель Марты? Однако я отверг эту мыль. Нет, довольно цинично рассудил я, едва ли эта юная француженка, у которой ни гроша за душой, отвергнет сына миллионера из-за какой-то пустячной полудетской интрижки. Даже гораздо более веские причины не заставили бы мадемуазель Марту Добрэй отказаться от Жака Рено, которого она столь преданно любит, что тоже не следовало сбрасывать со счетов.

Мы благополучно прибыли в Дувр, и Пуаро сошел с парохода оживленный, с довольной улыбкой на губах. Путешествие до Лондона тоже обошлось без приключений. Было уже начало десятого, и я полагал, что мы отправимся прямо домой, а утром примемся за дела. Однако Пуаро был настроен иначе.

— Нельзя терять времени, топ ami. Правда, сообщения об аресте молодого Рено, скорее всего, появятся в газетах только послезавтра, тем не менее нам следует поспешить.

Я не очень понимал, к чему такая спешка, и только спросил, что он собирается предпринять, чтобы найти девушку.

— Помните Джозефа Ааронса, театрального антрепренера? Нет? Мне как-то пришлось помочь ему — дело касалось одного борца-японца. Так, пустяковое дельце, как-нибудь я расскажу вам. Уверен, что мистер Аароне укажет нам, с чего начать поиски.

Однако найти мистера Ааронса оказалось не так-то просто, и только уже за полночь наши усилия увенчались успехом. Он радушно приветствовал Пуаро и выразил искреннюю готовность всячески услужить нам.

— Что касается театра и актеров, то мало найдется такого, чего бы я не знал, — заверил он нас, добродушно улыбаясь.

— Eh biеп [112] Здесь: ну, так вот (фр.). мосье Аароне, мне необходимо разыскать молодую девушку, которую зовут Белла Дьювин.

— Белла Дьювин... Это имя мне знакомо, но не могу сразу сообразить, где я слышал его. Она актриса? Чем она занимается?

— Этого я не знаю, но вот ее фотография.

Мистер Аароне с минуту внимательно разглядывал ее, потом лицо его просияло.

— Вспомнил! — хлопнул он себя по лбу. — Это же «Крошки Далси-Белла», ей-ей!

— «Крошки Далси-Белла»?

— Ну да. Сестры-акробатки, но они еще танцуют и поют. Дают премиленькое небольшое представление. Сейчас они, кажется, где-то на гастролях, если только не уехали отдыхать. Последние две-три недели они как будто выступали в Париже.