Анна Князева - Монета скифского царя

— Вы заговорили про студентов отца.

— Странные были эти ребята. То, что матом ругались, — это ерунда. Напряженные, какие-то жесткие. К тому же я не узнавал своего отца, он словно сделался меньше ростом, заискивал перед ними, угождал.

— Чем они занимались?

— На кухне выпивали. Курили. Телевизор смотрели. Вот, пожалуй, и все.

— Вы сразу поняли, что они не студенты? — Дайнека сообразила, к чему идет разговор.

— Нет. Не понял. Я был великовозрастным, но ребенком. Возможно, окажись вы на моем месте — вы бы поняли. Девочки, они, знаете, умнее мальчишек и быстрее взрослеют.

— Что было в день гибели Велембовских?

— Отец дал мне денег, и мы с Глебом пошли на каток. Глеб ушел с катка раньше…

— Вы уже говорили.

— Когда я возвратился, здесь было полно милиции. Глеб весь в крови сидел на лестничной площадке, и это было так страшно!

— Он был ребенком…

— Я увел его к нам домой, отмыл, переодел в свою одежду. Хорошо помню момент, когда к нам пришел милиционер и попросил отца быть понятым. Отец схватился за сердце, сказал, что дядя Веня и тетя Клава были его друзьями. В тот самый момент из туалета вышел студент. Милиционер спросил у него паспорт, а потом увел его к Велембовским.

— Студент был понятым?

— Совершенно верно. — Благовестов зло усмехнулся. — Помню лицо этого человека, когда его уводил милиционер…

— Тогда вы все поняли?

— Понял только спустя годы, когда приплюсовал к фактам тот разговор в палатке.

— Вы так и не сказали, о чем они говорили, — напомнила Дайнека.

— Отец убеждал Велембовского, что нет ничего ужасного в том, что несколько монет или золотых украшений не попадут в пыльные витрины музеев. Он так и сказал: пыльные. Я тогда так ясно представил, как никому не нужные вещи пылятся в этих витринах, и решил, что он прав, не вникая в то, о чем он говорил.

— Речь шла о краже найденных ценностей?

— О которых знали только они, — уточнил Благовестов. — Отец настаивал, и, как я понимаю, Велембовский сломался. Разнорабочий из местных увидел, как дядя Веня прятал находки, и поднялась большая шумиха. Велембовского отправили в Москву, я, по настоянию отца, отправился с ним. Дорога была невыносимой, со мной в купе ехал сломанный человек.

— Куда же делось то, из-за чего он так пострадал?

— Могли спрятать где-нибудь, потом вернуться. Могли переправить с оказией. Да мало ли способов? Я иногда думаю: а было ли это все в самом деле? Ничего, кроме догадок и сопоставления фактов, у меня нет.

— Было, — веско проронила Дайнека.

— У вас есть доказательства?

— Украденные сокровища Вениамин Велембовский спрятал в могиле отца, заложив тайник плитками.

— Вы обнаружили его? — спросил Благовестов.

— Тайник обнаружил Глеб Вениаминович и стал распродавать за бесценок.

— Какая трагедия… И жизнь его — трагедия, и все, что случилось до этого.

— Мы с вами остановились на том, что одного из студентов обязали быть понятым, — сказала Дайнека.

— Вернулся он злой и чуть не избил отца. Вечером они сцепились на кухне. Отец тоже был зол, и теперь я понимаю, почему. Они не нашли того, за чем он их посылал.

— Ваш отец мог договориться с Велембовским, и тот все бы отдал.

— Дядя Веня сломался. Он был совестливым человеком. Думаю, решил все отдать государству. Я слышал их разговор и могу предположить, что все так и было. После этого разговора между отцом и дядей Веней пробежала черная кошка. Потом дядю Веню убили.

— Думаете, ваш отец хотел смерти Велембовских? За этим он послал тех двоих.

— Он хотел золота. Остальное мне неизвестно.

— Что стало со студентами?

— Они исчезли на следующий день. Я проснулся, а их уже нет. Но, знаете… — Благовестов чуть помолчал. — Нельзя прикоснуться ко злу и остаться им не замеченным. Отец всю жизнь кому-то платил. В доме никогда не было денег. Теперь я понимаю, что те ребята его шантажировали.

— И конечно же, их не нашли… — тихо обронила Дайнека.

— Потом моего отца избили, и он умер. Вот так закончилась эта история. — Благовестов с нежностью посмотрел на Дайнеку и тронул ее за руку. — А теперь идите. Я очень устал.

Дайнека чувствовала себя опустошенной. Ей не хотелось ни с кем видеться, ни с кем разговаривать, никому звонить. Ужас давних событий обрушился на нее так мощно и неожиданно, что ей требовалось время все пережить. Вернувшись домой, она вывела Тишотку и сразу легла в постель. Но заснуть так и не смогла — в половине десятого ей позвонил Влад.

— Послушай, Дайнека, — он был навеселе, — я продал англичанам четыре картины.

— Поздравляю.

— Приезжай ко мне в мастерскую.

— Зачем?

— У меня тут организовалась вечеринка.

— Много народу?

— Половина уже разошлась.

Немного подумав, Дайнека сказала:

— Пока я приеду, остальные разойдутся.

— А нам с тобой кто-то нужен?

Внутри ее боролись «да» и «нет». Она хотела к Владу и понимала, что это неправильно. Ей так нужна была поддержка, а рядом никого не было. И все-таки она сказала:

— Нет. Уже поздно.

— Ну, что же… Спокойной ночи!

Ворочаясь в постели, Дайнека думала о том, что вместо того, чтобы развеяться, она лежит в постели, словно колода. Склоняясь то к одному, то к другому решению, она вызвала такси.

Когда Дайнека вошла в мастерскую Влада, там еще оставались гости, среди которых была Азалия и Остап Романов. На нижнем этаже царил богемный хаос, какой бывает в конце стихийной вечеринки: среди расставленных картин — пустые бутылки, полные пепельницы и смятые пластмассовые стаканы.

Заметив Дайнеку, Азалия обняла Романова и пьяным голосом сообщила:

— А мы теперь вместе! И Остап помирился с Владом!.

— Поздравляю. Не видели Влада?

— Он на чердаке, к нему кто-то пришел. — Азалия оттолкнула Романова, обняла Дайнеку и отвела ее в сторону. — Не могу тебе не сказать… Ведь ты моя подруга? Так ведь?

— Подруга, — подтвердила Дайнека. — Однако ты набралась.

— Остап сказал мне важную вещь…

— Какую?

— Это касается Влада.

— Ну?

— У вас с Владом все несерьезно.

— Надеешься затянуть его в свои тенета? — усмехнулась Дайнека. — Не нужно, не старайся, займись лучше Романовым. У него хорошие тиражи. По его книге снимут фильм, и ты получишь главную роль.

— Глупая ты, Дайнека. Я же по дружбе.

— Я — тоже.

Азалия развернулась и, пошатываясь, помахала рукой Романову:

— Остап! Мы уходим!

Дайнека прошла к винтовой лестнице и поднялась на чердак, где располагался кабинет Влада и балкон. Дверь кабинета была закрыта, и она постучалась. Ей ответили:

— Да!

Она вошла и застыла как соляной столб. В кабинете Влада в кресле по-хозяйски сидел Алехин.

Дайнека спросила: