Ирина Андросова - Мечта на вешалке

Ремонт тем временем подходил к концу, и новый муж Наташкиной матери доделал его по своему замыслу. Он для чего-то надстроил над кладовкой антресоли, уменьшив высоту потолка в коридоре почти наполовину. Ольга Дмитриевна сначала все спрашивала, зачем это да для чего, но скоро поняла все и так, без объяснений.

На Масленицу в гости к Богдану Осиповичу приехал брат Тудор. Генеральша расстаралась изо всех сил и, демонстрируя гостеприимство, встречала нового родственника семгой под грибным соусом и блинами с икрой. Тудор Осипович отдал должное блинам, семге, грибному соусу и поселился на антресолях. Предприимчивый прораб пристроил брата к строительному делу, и Тудор пять дней в неделю трудился в квартирах уважаемых людей района, а по выходным приглашал к себе друзей с работы. Друзья пили пиво, играли в домино и, спустившись с антресолей, смотрели телевизор в гостиной, куда Ольга Дмитриевна теперь боялась заходить, потому и поселилась на кухне. Масленица давно закончилась, минула Пасха, за ней пролетело Вознесение Господне, а гость все не уезжал.

Как-то женщины собрались с духом, заловили Богдана Осиповича в коридоре, приперли к стене и прямо спросили, когда уедет брат Тудор. Муж Людмилы очень удивился, обиделся и с вызовом ответил, что брат Тудор уезжать не собирается. Напротив, через знакомых в паспортном столе Богдан Осипович сделал родственнику прописку, и теперь Тудор Осипович Жок — полноправный член их семьи. И добавил, что всегда удивлялся на русских, которые живут, как перекати-поле, все по отдельности, без роду, без племени. Нет чтоб объединиться и жить как люди, всей семьей…

Ольга Дмитриевна тут же побежала в паспортный стол и начала там скандалить, требуя немедленного восстановления справедливости. И сразу же была приглашена начальником РОВД в кабинет, где ей подробно разъяснили, что ее дочь Людмила Оганезова из года в год нарушала закон, устраивая своим знакомым липовые справки для уклонения от службы в рядах Советской армии. А это, между прочим, уголовная статья. И если генеральша сейчас же не заткнется, то делу Оганезовой будет немедленно дан ход.

Вернувшись домой, Наташкина бабушка обнаружила двух племянниц зятя, которые укладывали детей спать в кладовочке, где раньше Оганезовы хранили ведра и швабры. Через пару дней в Москву подтянулся деверь, а следом за ним в квартиру на Чистых Прудах из далекого молдавского села переехали жить три свояченицы и разведенная кума с грудным младенцем на руках. Генеральша долго сдерживала распиравшее ее негодование, но наконец не выдержала и рассказала Людмиле о вероломстве ее начальника, который определенно намеренно втравил их в эту историю. Наташкина мать кинулась в родной военкомат, ворвалась в кабинет начальства и высказала подлецу все, что она о нем думает. И в тот же день вынуждена была уволиться с работы. Но, как говорится, нет худа без добра.

В поисках заработков судьба занесла Людмилу Оганезову в одну немецкую фирму, распространяющую пылесосы. И, предлагая товар, Наташкина мама как-то познакомилась с датским бизнесменом, который был потрясен изяществом и легкостью, с которым эта хрупкая женщина управляется со сложным агрегатом. А так как гражданин Дании собирался ограничиться только лишь покупкой пылесоса и домработница в его планы не входила, то он решил жениться на расторопной русской, уже владеющей мудреной бытовой техникой. Богдан Осипович не стал удерживать жену, поспешно переселившуюся к датчанину, и охотно дал ей развод, отсудив при этом маленькую комнату. И вот тут-то к прорабу перебрались из Молдавии оставшиеся родственники. Когда ходить по квартире, не натыкаясь на молдаван, стало невозможно, генеральша переехала на дачу в Загорянке.

Наталья к тому времени заканчивала Международный университет журналистики имени Марка Твена в Орехове-Борисове и наотрез отказалась составить бабушке компанию. Начинающая журналистка осталась жить на Чистых Прудах просто из принципа, аргументируя свое упрямство тем, что ее деду — генералу Оганезову — было бы неприятно узнать, что его наследники так легко сдали свои позиции и уступили жилплощадь иноземным захватчикам. Время от времени уставшие молдаване уезжают на историческую родину отдыхать, и из далекого молдавского села прибывает очередная партия строителей с женами и детьми, сменяя тех, что уже оттрубили свою вахту. И, как правило, от вновь прибывших можно ожидать всего, чего угодно. Вплоть до проникновения в соседскую комнату и поползновений съесть припасы из буфета, соблазнить хозяйку молдавским вином и зажигательными танцами или даже попыток овладеть ею силой.

Но Наталья девушка отчаянная и потому съезжать не торопится, а чтобы сподручнее было отбиваться от подвыпивших родственников своего отчима, сдала мне половину комнаты, начиная от шкафа и до правого окна включительно. Денег подруга с меня не берет, но требует оплачивать коммунальные услуги и электричество. А если учесть, что свет горит у нас сутки напролет, счета достигают поистине астрономических размеров и порой сопоставимы с оплатой снимаемой однушки где-нибудь у Кремлевской стены. Но на Чистиках жить весело и позитивно. По-богемному. Как в каком-нибудь Вудстоке. Вот я и не ропщу.

Когда я открыла дверь и ввалилась в квартиру, переламываясь пополам под тяжестью сумок, мне сразу же бросился в глаза некоторый беспорядок, царивший в коридоре. Прямо на меня, расставив руки в стороны и высунув от удовольствия язык, несся на роликах малолетний пацан. На моих, замечу, роликах. Фирмы, между прочим, «Саломон». Эти ролики я купила в прошлом году, чтобы красиво кататься в парке Горького, да все как-то руки не доходили. Вернее, ноги.

И поэтому мои парадные «Саломоны», дорогущие, как три самолета, хранились в коробке под вешалкой, на которой висела шуба в чехле. Пусть не норковая, а из щипаного бобра, но тоже ведь вещь! А теперь на вешалке болтался только чехол, зато в шубе разгуливала какая-то соплюшка лет восьми. Длинные бобровые полы волочились за ней по полу, и девчонка все время наступала на них каблуками моих зимних сапог. Эти сапоги тоже хранились в коробке под вешалкой, потому что в Наташкиной комнате катастрофически не хватает места — все завалено книгами.

Надо сказать, что есть у нас одна проблема — подруга все время покупает книжки, самые разные. Зачитанные до дыр книжки с развалов, где все по тридцать рублей, и из «Библио-глобуса», где цены начинаются от сотни. Пахнущие вкусной типографской краской и отвратительным застарелым табаком, они, эти самые книжки, присутствуют везде. Стоят на полках, лежат стопками на полу, громоздятся на подоконниках, благо их в комнате целых два.