Ирина Андросова - Мечта на вешалке

— Гришечкина, ты меня поняла?

Ясное дело, поняла, не совсем же я дурочка. С пятого раза кто угодно поймет. Покончив с инструктажем, подруга открыла дверцу машины, выпростала пухлую тушку с пассажирского сиденья и выбралась на воздух.

— Ну что, ты идешь? — обернулась она ко мне, скрючившейся на водительском кресле.

Да иду я, иду. Только вот достану из бардачка двести рублей — нычку, в смысле — заначку, предусмотрительно припасенную в день получки. Как знала, что денежки быстро закончатся, сунула в перчаточный ящик пару сотенных купюр. Я открыла бардачок и заглянула в его темные недра. Две сотки лежали сразу за разряженным навигатором, который я купила на прошлый Новый год и совсем им не пользовалась.

Нет, навигатор вещь хорошая, просто мы с теткой, которая болтает со мной из коробочки, никак не можем найти общий язык. Эта «Елена в шкатулке» все время советует мне какие-то глупости, и я постоянно с ней ругаюсь, а если слушаю ее указания, то попадаю в дурацкие ситуации. То поверну не там, где надо, то заеду под кирпич. Вот я и решила, что лучше буду как и раньше до работы добираться, тихим ходом и пристроившись за троллейбусом… А навигатор можно в бардачке хранить, ведь за ним так удобно прятать денежки…

— Ну что ты там возишься? — взбесилась Наташка, уворачиваясь от снующих перед гипермаркетом машин.

Я сунула сотки в карман стильных брючек и вылезла на стоянку.

— Одну тележку возьмем или две? — спросила я, на всякий случай подбирая по пути к магазинным дверям две пустые телеги.

— Вообще не возьмем! — отрезвила меня Наташка. — Мы же не за покупками идем, а по делу.

— Ну и глупо, — не согласилась я. — Будем очень подозрительно выделяться на фоне толпы людей, катящих перед собою наполненные продуктами телеги. Давай прихватим хотя бы для конспирации…

Мысль отнюдь не была лишена смысла, с этим не стала спорить даже поначалу скептически настроенная подруга. Мы подхватили каждая свою тележку и двинулись к эскалатору.

— Далеко от меня не отходи! — наставительно говорила Оганезова, с подозрением поглядывая на карман, в который я украдкой сунула две сотки. Откуда она только узнала, через одежду, что ли, видит?

Пастись в магазине под присмотром подруги мне показалось в высшей степени унизительно. Не было никакого размаха для творческого порыва. Стоило мне только протянуть руку по направлению к понравившейся вещичке, Наташка так зыркала на меня, что порыв сам собою пресекался на корню.

— Что, мало барахла накупила? — ядовито шипела она, глядя, как я вожделенно рассматриваю коврики для туалета. — На кой черт тебе сдался коврик?

Я и сама не знала на кой, вот просто нравились они мне, и все.

— Двигай давай к хлебному отделу, — подталкивала меня тележкой в зад Оганезова, зорко следя за тем, чтобы я ничего не брала с полок.

Вот какое ей дело, сняла я с крючка половник с пестрой ручкой или нет? Что ей, жалко, что ли, если я его немного в тележке покатаю, да и выложу у касс? Но бдительная Наталья пасла меня, как бывалая овчарка неразумную овцу, не давая сделать ни шагу без своего ведома. Так и тащилась за мной всю дорогу, пока я, воровато оглядываясь по сторонам, примеривалась к кофточкам на вешалках, принюхивалась к мыльцу на стеллажах и облизывалась на Шоколадное мороженое в морозильной камере. И вот наконец мы достигли самого дальнего угла магазина. Упершись пустой тележкой в поддон с буханками «Бородинского», Оганезова придирчиво осмотрела огромный ассортимент хлебного отдела и, выбрав самый неказистый батон, положила его в свою телегу. А затем, продолжая корректировать мои действия, погнала меня перед собой в обратный путь, то и дело тихо напоминая, чтобы я присматривалась к кассиршам и не пропустила нужную нам, ту, которая курносая.

Я заметила ее издалека. Румяная кассирша со вздернутым носом сидела, как и в прошлый раз, где-то посередине бесконечного ряда касс. Очередь к ней стояла самая длинная, но мы все равно встали именно в эту кассу, нимало не смущаясь, что у нас на двоих всего лишь один батон хлеба. К нам тут же подкатила девица на роликах и посоветовала переместиться на соседнюю кассу, где народу было почти в два раза меньше. Но мы плевать хотели на ее советы и поэтому смерили выскочку надменным взглядом и не тронулись с места. Где написано, что Алиса Гришечкина и Наталья Оганезова не могут стоять именно в ту кассу, которая им больше нравится?

Девица в недоумении пожала плечами и укатила прочь, то и дело оборачиваясь и кидая недоверчивые взгляды на Наташкину тележку с одиноким батоном на дне.

Стояли мы долго. Минут сорок, не меньше. Но вот компания перед нами упаковала в пакеты и коробки двадцать бутылок водки на березовых бруньках, банку маринованных огурчиков, два литровых пакета апельсинового сока «Добрый», три блока «Явы», и мы выложили на ленту транспортера свою покупку.

Кассирша удивленно вскинула на Наталью серые глаза и с вызовом уточнила:

— Это все?

— Это все, — многозначительно поигрывая бровями, так, что очки заходили ходуном, ответила подруга.

Кассирша непонимающе посмотрела на Оганезову, взяла в руки хлеб в целлофановой упаковке и только собралась прокатать штрих-код на считывающем устройстве, как Наташка наклонилась к ней и интимно вымолвила:

— Не узнаешь вон ту вон девушку?

И показала на меня пальцем. Я расплылась в глупой улыбке, помахала ладошкой и сказала: «Привет!» А Наташка продолжала:

— Вчера она была блондинкой и пробивала у тебя кашемировый шарф…

— Палантин, — подала голос я.

— Ну да, палантин, — согласилась Оганезова.

Заслышав про палантин, кассирша мигом переменилась в лице и пронзительно закричала:

— Ничего я не знаю! Что вы ко мне пристали!

— Нам можно доверять, — прорываясь сквозь высокий голос впавшей в панику работницы магазина, заискивающе говорила Наталья. — Мы только хотели узнать, почему ты не сдала Алиску милиции.

— Да не знаю я никакой Алиски, — билась в истерике девчонка, с ужасом переводя взгляд с меня на Оганезову и обратно.

На крик начали собираться люди. Покупатели толпились вокруг кассы и с интересом наблюдали за происходящим. Курносая кассирша испуганно кудахтала, отмахиваясь от Оганезовой руками, а та настойчиво втолковывала бедняжке, что ей, Оганезовой, можно доверять, а также призывала несчастную к благоразумию и требовала ответа на один-единственный вопрос: почему кассирша не выдала предполагаемую преступницу, то есть меня, милиции, хотя и имела для этого все основания.

Вскоре подошел охранник и неприятным голосом поинтересовался у работницы магазина, все ли у нее в порядке. Та продолжала голосить, уверяя, что никого не знает, не понимает, чего от нее хотят, и требует, чтобы ее оставили в покое. Тогда Наташка расплатилась за покупку, а я за свою, и мы, провожаемые подозрительными взглядами, двинулась на выход.