Иван Козлов - Мой брат, мой враг

— Мы уже сказали, чего нам надо. — Бильбао смотрел в окно. Отсюда были видны ярко-синий продуктовый ларек, пустая улица, пустая автобусная остановка, к которой как раз подходил автобус. Он не остановился, видно, пассажиров на высадку не было. — Надо, чтоб ты ответил за смерть нашего друга, расстрелянного на дороге.

Шанс вскочил на ноги:

— А что, я разве стрелял? Я вообще ничего не знал! Я только баранку крутил, думал, базарить едем.

— Ну что, пристрелить? — спросил у Бильбао Скрипка и сунул руку в карман пиджака.

Только сейчас Шанс по-настоящему перепугался. Он разевал рот, но при этом ни звука не выходило оттуда.

— Погоди, — сказал Бильбао. — Может, он действительно ни при чем. Брать грех на душу… Кто стрелял?

Шанс смотрел только на карман Скрипки, видно, думал лишь о том, когда оттуда появился ствол.

— Брут, сам. И Михась. Михась из автомата, а Брут из пистолета.

— Кто такой Михась?

— Мишка Чума, который в военкомате работает.

— А Брут сейчас где?

— А чего Брут? Брут где надо… — Скрипка пошевелил рукой в кармане, и Шанс скороговоркой продолжил: — Брут просто дома, он же при Пугаче работает.

— Адрес?

Страх в глазах Шанса на миг сменился удивлением.

— Вы чего? Вы к нему хотите?

— Это наше дело, что мы хотим, — сказал Бильбао. — Может, проверить, не врешь ли ты.

— С чего мне врать. Адрес Брута — не тайна. Только вы знайте, на кого замахиваться.

— А ты знай, что в твоем положении лучше всего держать язык за зубами. Если твои узнают, что закладывать их начал…

— Это точно. Но и вам же нет смысла меня подставлять, да? Я не дурак, я понимаю, что и те пришить могут, и вы. Но вы — вот они, тут… Я скажу адрес…

К обеду Бильбао был на своем рабочем месте. Едва вошел в кабинет, как зазвонил телефон. Он сразу узнал голос секретарши шефа.

— Не могу вас разыскать. Василий Егорович просит немедленно зайти.

Солодовых говорил по телефону, но, увидев входящего Бильбао, тотчас сказал невидимому собеседнику:

— Все, у меня важное дело, вам перезвоню через полчаса… Нет, все договоренности остаются в силе, по крайней мере до конца месяца.

Положил трубку, помассировал пальцами заострившийся подбородок, затем показал глазами на откидной календарь, висевший на стене:

— А до конца месяца десять дней.

Бильбао ни о чем не спросил, но для себя отметил эту цифру.

Шеф засмеялся, некрасиво оскалив зубы, потом смех перешел в надсадный кашель. Нескоро успокоившись, он открыл стол, вытащил оттуда свою походную аптечку, бросил в рот две таблетки, минуту помолчал, потом сказал:

— А Пугачев все-таки большой дурак. Если бы он снизил цену, я бы еще подумал. Но он потребовал в два раза больше, чем раньше. Это безумие. Он вышел на меня сегодня в девять тридцать. Именно в это время я зашел в кабинет, и он сразу позвонил. Он, видно, следит за каждым моим шагом.

— Пугачев дал вам десять суток на то, чтоб расплатиться с ним?

— Именно так. Сказал, что брать частями не согласен, хоть это ему никто и не предлагал, и если в пятницу, второго, мешок с деньгами не будет у него, то…

Солодовых все же оставался спокоен, даже улыбка застыла на его губах.

— Что прикажешь делать, Сережа?

— Вы можете исчезнуть из города до этой даты?

— Нет, это категорически исключено, и даже обсуждать такое предложение не будем. Мне надо работать. Пугачев активен не зря, именно сейчас в нашем бизнесе решается очень многое.

— Тогда мне понадобится людей больше…

— На затраты не скупись, деньги мои. Сколько надо, столько дам. Но с кадрами не помогу, я не знаю, на кого в этом деле ты можешь опереться. Мне кажется, ни на кого.

— Сюда приедут ребята со стороны.

Солодовых прищурил глаза, видно, обдумывал только что услышанные слова. Потом кивнул:

— Хорошо. Мне кажется, это правильно. При любом раскладе я их не обижу, задаток на них возьми сегодня, а если у вас все получится… Но я в это мало верю, если честно.

— Вы после звонка Пугачева не связывались со своим человеком в милиции? — спросил Бильбао.

— Мне незачем это было делать. Если желаешь, звони.

— Меня одно интересует: когда начнется заварушка между нами и Пугачевым, на чью сторону они станут? Не кинутся все против нас?

Солодовых хмыкнул:

— Хороший вопрос. Однозначно не ответить. Там многие куплены, конечно, но сейчас такое время… Время страха и шухера. Никуда они, думаю, не кинутся. Очень скользко под ногами. Выжидать будут.

Выйдя из кабинета шефа, Бильбао сказал Рому:

— Привези мне Сиротку. И вечером будь готов доставить его на вокзал, он домой уезжает.

— Навсегда отсылаешь? — усмехнулся водитель.

— А что, жалко?

— Мне — нет. Ни к черту был помощничек. Извини, конечно, он твой брат…

— Это тебе не шарик под наперстком прятать, тут все без обмана, согласен?

Крупный парень в модном малиновом пиджаке уже который раз тщательно осмотрел игральные кости, чуть ли не на зуб их попробовал и согласился:

— Вроде без дураков.

— Тогда бросай!

— Не. — Он погладил короткий чубчик и обиженно надул щеки. — Мне уже ставить нечего. Ты у меня и кошелек прибрал, и часы.

Лукаш махнул рукой:

— А, ладно! Я не жадный. Забирай часики, они золотые, мне бы самому их жалко было. И играем без интереса, просто так. Но поскольку на ноль играть нельзя, я копейку ставлю. Идет?

Малиновый пиджак теперь недоверчиво почесал в бритом затылке:

— Чую, опять обмануть хочешь.

Лукаш засмеялся:

— Какой обман? Я начинаю. Смотри.

Три кости выдали восемь очков.

Его соперник долго тряс кости на ладони, потом бросил их, на миг закрыв глаза и перекрестившись. Это помогло: выпало две четверки и пятерка. Лукаш крякнул от обиды:

— Невезучий я сегодня. А ну, еще по разу.

Вышло даже хуже: семь очков. Малиновый пиджак выбросил почти максимум: шестнадцать.

— Вот видишь, — сказал Лукаш. — Начни играть мы на интерес, вернул бы ты свои деньги. Не фартовый я сегодня. Мне только по четвергам везет.

Он забрал кости, собрался было уходить, но парень придержал его за локоть:

— Стой! Бросим: часы на кошелек.

— Нет, Федя, — отказался Лукаш. — Раз не везет, значит, не везет. Ты меня разденешь сегодня.

— Один раз! — с жалобной ноткой попросил тот, кого он назвал Федей. — Слово: один раз — и все! Сначала бросаем, кто первый начнет.

Выпало начинать Феде. Он бросил — тринадцать. Не такая уж и плохая цифра при этой игре.

— Ты смотри, — сказал Лукаш. — А у меня случайно невезуха закончилась. Четырнадцать у меня.

Федя оскалился в нервной улыбке:

— Дуру не гони, бросай давай.

Лукаш бросил. Шестерка и две четверки.

Малиновый пиджак так утробно застонал, что Лукаш поежился и быстро сказал: