Иван Козлов - Мой брат, мой враг

Бильбао удивился:

— На продуктах экономишь? Я же тебя снабдил деньгами.

— Надо же растянуть их на месяц, — сказала она.

Он не выдержал, рассмеялся:

— Подружка, сумма сродни сегодняшней полагается нам на день, понимаешь? И не надо по стольку таскать, иначе мне придется покупать тебе машину. — Он взял у нее поклажу. — Какая марка нравится?

На вопрос она ответила вопросом:

— А почему ты до сих пор без колес?

— Пешие прогулки полезней для здоровья мужчины. А тебе я возьму «пежо», хочешь? Если будешь себя хорошо вести.

Глаза ее тотчас гневно сузились, но она быстро взяла себя в руки:

— Мы пойдем сегодня в театр? Я билеты, как и договаривались, взяла.

— Если небо на землю не упадет…

Наташа не поняла его:

— Какое небо?

— Синее, подружка, синее.

Голос ее наполнился обидой.

— Не зови меня подружкой. И в театр мы пойдем.

Они вошли в прихожую. Бильбао попытался было обнять ее, но она увернулась:

— Нет. У нас мало времени.

Прошла с коробками на кухню, по пути включив телевизор. Передавали новости.

«Как только что стало известно, преступники среди бела дня, буквально час назад, ворвались в квартиру крупного чиновника российского правительства господина Когана, убили его жену и тяжело ранили дочь. Милиция, вызванная на место преступления соседями, приехала с опозданием, воры успели бежать, и по горячим следам никто из них не задержан».

Наташа спросила:

— Ты что, знал эту семью?

— Да.

— Сейчас грабят каждый день. Надо поставить металлическую дверь и купить надежные замки. Так мы идем в театр?

— Нет.

— А как же билеты? И потом, мы можем уже не увидеть этот спектакль…

— Иди одна. Я не могу, поверь мне. Хочешь, с тобой пойдет мой брат?

Наташа лишь сердито вздохнула.

Он снял трубку, поговорил с Сироткой. Сиротка в театр идти тоже отказался:

— У меня через час деловая встреча. И потом, я спектакли терпеть не могу. Какой конкретно театр?.. Тем более!

О гибели Якова Яковлевича сообщили к исходу следующего дня. Его с затененными стеклами машину милиция обнаружила на автостоянке одного из универсамов. Коган и водитель лежали в салоне с простреленными головами. Версия убийства была проста и правдива. Когда Коган утром выходил из дому, водитель уже сидел на заднем сиденье под дулом пистолета. Когана втолкнули в салон и… Дальше, как говорится, дело техники.

Журналисты недоумевали: кому помешал скромный служащий со средним для Москвы окладом? И потом, зачем в тот же день кто-то влез в его квартиру? Как оказалось, ценностей в ней было не очень-то много, но даже шубки, золотые цепочки и серьги остались на месте. Грабители копались в бумагах. Ради них убили женщину. Какие же документы стоили крови?

Журналисты ответа не знали. Милиция на их вопросы, во всяком случае публично, тоже не отвечала.

Бильбао сидел в своем кабинете, обложившись утренними газетами, и второй час кряду накручивал номера телефонов.

О Викторе Ивановиче Муратове, сокурснике Когана по институту Губкина, он не знал абсолютно ничего.

Муратовых в Москве было много, даже с такими именами-отчествами.

«Виктор Иванович? Вы выпускник Губкинского? Нет? Простите…»

Восьмой по телефонному справочнику, услышав про институт, неуверенно спросил:

— Толик, ты?

— Нет, но тем не менее я хотел бы с вами встретиться, Виктор Иванович.

— Сашка? Степанов, да?

— Не будем гадать. Но увидеться хотелось бы.

— Степанов! Ты проездом через столицу? Записывай адрес моей конторы, я прямо сейчас туда бегу. Рассказываю, как к ней лучше добраться. У нас тут чепэ, не знаю, слышал ли ты…

Через сорок минут Бильбао входил в кабинет Виктора Ивановича Муратова. На двери висела табличка с его фамилией, должность не указывалась, но, судя по красивенькой секретарше и дорогой мебели в приемной, пост он занимал немалый. Секретарша сначала не хотела Сергея к нему впускать, и пришлось от нее звонить Муратову уже по внутреннему телефону:

— Это я хотел с вами встретиться.

— Не валяй дурака, Степанов, входи!

Бильбао вошел.

На маленьком журнальном столике, стоявшем в углу, белой салфеткой был накрыт поднос. Кремлевской башенкой поднималась на нем под тонкой тканью бутылка. Муратов, стоя посреди кабинета, непонимающе смотрел на Бильбао, улыбка медленно сходила с его лица, мясистого и алого, как невызревший помидор. Густые волосы Муратова были совершенно седыми.

— Это я хотел с вами встретиться, — повторил Бильбао.

— Зачем? И кто вы?

— Я Калганов, Сергей Александрович.

По реакции хозяина кабинета Бильбао понял, что Коган успел переговорить со своим бывшим однокашником и эту фамилию Виктор Иванович услышал сейчас не впервые. Он вернулся к столу, сел в кресло, жестом пригласил гостя занять место напротив.

— Не знаю, Сергей Александрович, успел ли вам сказать Яша… Яков Яковлевич о нашей устной договоренности… Консультации в таких делах вещь важная, но я просил всего ничего — два процента, и он согласился. Правда, сказал, что последнее слово будет за вами.

— Я пришел решать другие вопросы, — сказал Бильбао.

Муратов вскинул брови.

— Вы учились вместе с Коганом, были друзьями, и у него, возможно, не было от вас секретов.

— Насколько я знаю, и вы с покойным были почти друзьями, — осторожно заметил Муратов.

— Да. Я просто не успел у него узнать, какое отношение имеет к нашему общему делу некто Благой и где его можно найти.

Нефтяник запустил короткие пальцы в свою роскошную белую шевелюру, откинулся на спинку кресла:

— Другое дело. А то, думаю, человека еще не похоронили, а он — денежные вопросы решать. Хотя в наше время, конечно…

Муратов встал, подошел к журнальному столику, пригласил то же самое сделать Бильбао:

— Давайте, Сергей Александрович, помянем нашего товарища. Пусть земля ему, как говорят, пухом…

Он налил в рюмки водку. Не чокаясь, выпили, закусили бутербродами. Только после этого Муратов продолжил разговор:

— Благой, говорите? Даже не слышал о таком. Я ведь чистый отраслевик, и меня интересует только узкая тема. Все остальное… — Он развел руками.

— Вам Яков Яковлевич показывал подписанные нами позавчера документы?

Муратов кинул быстрый взгляд на Бильбао:

— Насколько я понял, Коган их не подписывал. Под ними — ваша подпись.

— Не только моя, Виктор Иванович. Их подписывали еще двое. Кто они и как мне выйти на них?

Муратов удивленно покачал головой:

— Однако… Вы, значит, подписывали, руки друг другу жали, обмывали сделку, причем такую сделку… И хотите сказать, что эти люди вам не знакомы?

— Так получилось. — Если Коган не сказал всю правду своему сокурснику, подумал Бильбао, то и сейчас нет резона открывать карты. — Они еще в Москве?