Ирина Грин - Чужая лебединая песня [litres]

– Я серьезно.

– И я! Федор, ты просто не понимаешь, о чем просишь. Твоя подружка ранила полицейского! По-ли-цейс-ко-го! Андестенд?

– Но я же не лично для себя прошу, а в интересах следствия.

– Какого следствия? Следствие, считай, закончилось. Свидетелей – навалом, улик – полно. Это – серьезный срок. Даже не принимая во внимание убийство парня этого, Терентьева. – Новоселов указал глазами на потолок, поясняя, о ком идет речь. – Управление все на ушах стоит. Мне как-то с Щедрым не приходилось сталкиваться, но, говорят, мужик он что надо. Да ты сам, наверное, знаешь.

– Я? Откуда? – удивился Федор.

Вспомнился майор, сидящий у Кристининого стола с чашкой кофе.

– Так они же вроде пожениться собрались с начальницей твоей.

– С какой? С Кристиной Сергеевной?

– У тебя что – еще какая-нибудь есть?

– Нет, – замотал головой Федор. – Не собирались. Да и Щедрый этот, он же женат…

– Развелся он лет десять тому назад. Это я точно знаю.

– Да нет же, нет! Он на днях тещу встречал в аэропорту.

– Ну, ты наивный, Федька! Наличие тещи вовсе не означает наличие жены.

– Хочешь сказать, что он развелся, а теща не в курсе?

– Да в курсе она, в курсе. Вот только дочка ее, бывшая жена Щедрого, уже давно выскочила замуж по новой. Живет сейчас в Штатах припеваючи. А теще скучно, одиноко. Опять же, пенсия маленькая. Так что подружка твоя, подстрелив Щедрого, и теще его нанесла моральный ущерб. Чуть левее – и осталась бы без кормильца. А пенсию по его утере ей сто процентов не назначили бы.

– А поэтому мне очень нужно ее увидеть, – настаивал Федор. – Не тещу, Алису.

– Увидишь. Но только после суда. Сейчас тебя никто к ней не пустит, – сказал, как отрезал, Новоселов.

И оказался не прав.

Федор обратился за помощью к Рыбаку с Молчановым, и процесс, как говорится, пошел.

Уже через день Федор с Рыбаком подъезжали к зданию, в котором располагался следственный изолятор.

Алиса с утра была в приподнятом настроении. Ей приснилось, будто она стоит на Карловом мосту возле Яна Непомуцкого, а над ее головой полыхает оранжевое московское небо. И теперь она была уверена, что Сладек обязательно придет. Ну, может, не сам. Он наймет для нее адвоката. Самого лучшего. Ведь она не хотела убивать этого полицейского. Она вообще никого не хотела убивать. И этот пистолет! Кто мог знать, что он выстрелит? И зачем она только его купила?

Оказалось, купить пистолет в Москве абсолютно не трудно. Просто нужно знать, к кому обратиться, а Алиса, хоть и недолго прожила в столице, успела обзавестись нужными знакомствами. Конечно, не такими, которые отмажут от солидного срока за убийство полицейского. Но вполне достаточными для покупки боевого оружия.

Именно из-за этого пистолета ей пришлось чуть ли не автостопом пробираться к Сладеку. Ведь везде понаставили рамок безопасности, ни пройти ни проехать. Не зря Снежана кудахтала, говорила, что с пистолетом никуда не выедешь. Но тогда Алисе очень хотелось пальнуть в Орлова. Ведь это из-за него все началось! Пальнуть и посмотреть, как слетит с него графская спесь. А потом можно и выбросить пистолет к чертовой матери. Выбрасывают же киллеры свое оружие после выполнения заказа. Только киллеры убивают ради денег, а она… Ради чего она убила эту дуру, Мартынову? Может, конечно, она и не дура, ведь взяла же она чем-то Феликса, вряд ли одними деньгами. Но старая, уродливая – это точно. Фигура – обрубок какой-то. Просто мать Буратино, выструганная папой Карло с жестокого бодуна.

Алиса позвонила ей, сказала, что они с Феликсом любят друг друга. Попросила старую корову отпустить мужа, не мешать его счастью. Говорила долго, выразительно, та не перебивала, слушала, молчала. А потом Алиса вытащила главный козырь, который приберегла напоследок.

– А еще у нас с ним будет ребенок.

– Ребенок? – переспросила Мартынова.

– Ребенок, – повторила Алиса.

И тут разговор прервался. Наверное, Алиса переборщила, и тетка упала в обморок. Алиса живо представила, как она валяется под столом, а юбка задралась, безжалостно демонстрируя уродливые, старые ноги в сетке набухших вен.

А потом Мартынова позвонила сама. Предложила встретиться. Конечно, Алиса согласилась. К встрече готовилась тщательно. Пришлось в салоне делать укладку – все инструменты утонули в Чертовке.

Встретились под вечер, в Комсомольском парке. Осенний ветер разогнал гуляющих мамаш с детьми, парочки предпочли более уютные места, и аллеи были совсем пустынными. Мартынова приехала на шикарном автомобиле – специально, чтобы подчеркнуть свое богатство. Одета она была в старомодный костюм «назад в девяностые». Говорят, мода постоянно возвращается, но вряд ли кому-нибудь взбредет в голову напялить на себя подобное уродство.

– Девочка, – она сразу перехватила на себя инициативу, – вот возьми. Здесь пятьдесят тысяч долларов.

Она полезла в свою сумку, из тех кошелок, основным критерием при покупке которых является: влезет ли в нее два килограмма картошки и арбуз, и вытащила объемистый конверт. Раскрыла его, демонстрируя толстые зеленые пачки.

– Найди своему ребенку какого-нибудь другого папу. – С этими словами она отшвырнула конверт и сунула пачки в руки Алисе.

Алиса отлично знала этот торгашеский прием – трудно отказаться от денег, когда они уже в твоих руках. Одно дело гипотетические обещания, а другое дело – вот они, американские деньги, за которыми свобода, независимость, возможность какое-то время ни в чем себе не отказывать.

– Но это же ребенок Феликса, он тоже имеет право решать, – попыталась возразить Алиса.

– Милая моя! – строго произнесла Мартынова. – Я тебя прекрасно понимаю. Когда я выходила замуж за молодого человека с именем Феликс, что в переводе с латыни означает счастливый, преуспевающий, плодородный, я тоже рассчитывала стать матерью, по крайней мере пары ребятишек. Мне удалось, во всяком случае, я на это надеюсь, сделать его счастливым и преуспевающим. Но вот плодородным… Это от меня не зависело. Он не может иметь детей. Вообще. Никак. Никогда. Так что тут тебе не повезло. А еще он не приемлет лжи. И если ты успела рассказать ему о ребенке, то он понял, что ты всего лишь маленькая лживая шлюшка. Да, да! Маленькая! Лживая! Шлюшка!

Каждое слово жгло, как пощечина, заставляло вздрагивать от боли и отступать назад. А потом вдруг в небо взлетела одинокая ракета, и небо полыхнуло огнем. Вот оно, оранжевое небо Москвы, ее добрый знак. И Алиса бросилась на обидчицу. Она схватила ее за лацканы пиджака и ударила головой.

Мартынова от неожиданности покачнулась и рухнула на спину. Лоб пронзила боль, но что значит боль по сравнению с радостью от зрелища поверженного врага. Алиса бросилась на жертву, ухватила ее за жидкие пряди и стукнула затылком об асфальт. А потом еще раз. И еще… Из разбитого лба Алисы текла кровь и капала на грудь Мартыновой, смешиваясь с ее кровью. Они словно породнились в этом порыве ярости, стали кровными сестрами.