Алан Брэдли - Красавиц мертвых локоны златые

Мне казалось, что такая возможность имеет место быть. Леди из алтарной гильдии многое сделали для свадьбы Фели – от самой церемонии до финального прощания после приема, от свечей и венчания до конфетти.

– Звучит как шутка волшебника, – продолжила я. – Двадцать семь фунтов в зеленой суконной сумке, пересчитанные церковными старостами, чудесным образом в банке превращаются в двадцать семь тысяч! Вуаля!

Синтия медленно повернула ко мне лицо с расширенными глазами.

Хотя каждая из нас была погружена в собственными мысли, мы одновременно понимающе улыбнулись.

– Флавия де Люс, – сказала Синтия, – ты гений.

Она наклонилась, клюнула меня в щеку и со скоростью ветра между могил понеслась в дом приходского викария.

Мне надо было срочно поговорить с Доггером, но его нигде не было. Я тщетно обыскала весь дом с первого этажа до последнего, от чердака до погребов, от наружных пристроек до изгородей, окаймлявших Висто.

Я подвергла расспросам Даффи, миссис Мюллет и даже Ундину, но они ничем не помогли. Последний раз Доггера видели в оранжерее, где я его оставила.

«Роллс-ройс» стоял в каретном сарае – свидетельство того, что Доггер не уехал по хозяйственным делам, и вряд ли он бы уехал в Лондон без предупреждения.

Не похоже на Доггера исчезать.

В отчаянии я зашла в телефонную кабину, этот тесный, душный отсек под лестницей в вестибюле.

Включив слабый свет, я села и попыталась собраться с мыслями, но, как ни пыталась, не могла объяснить его отсутствие.

Кому звонить? Викарию? Доктору Дарби? В полицию?

Не хочу без нужды поднимать тревогу, но с человеком вроде Доггера, неоднократно переживавшего в прошлом ужасные приступы, нельзя быть слишком предусмотрительным.

Должна признаться, меня уже подташнивало от беспокойства.

Что, если у него случился эпизод на открытом воздухе? Что, если он лежит без сознания или, что хуже, в сознании, но не в состоянии пошевелиться где-то под изгородью? Или в реке?

При мысли об этом у меня свело живот.

Не знаю, кому звонить, но надо с кем-то поговорить, что-то попытаться сделать, пусть тщетно.

Я сняла трубку телефона.

– Алло, мисс Рансимен? Говорит Флавия де Люс.

Искаженный телефонными проводами ее голос механически проскрежетал в слуховой аппарат:

– С кем вас соединить?

Надо тщательно выбирать слова. Сестры Рансимен, Флора и Нетти, операторы телефонной станции в Бишоп-Лейси, не отличались умением держать язык за зубами. Легкий намек на подслушанную сплетню мог бы с тем же успехом быть напечатанным на первой странице «Всемирных новостей».

– С кем вас соединить? – нетерпеливо повторила Флора.

В этот самый момент сдержанный, но решительный кашель нарушил тишину кабинки – слишком близко, чтобы считать это совпадением.

– Извините, мисс Рансимен, – сказала я. – Просто проверяла, работает ли связь. В последнее время у нас были кое-какие трудности, и…

– Связь явно работает, иначе я бы с тобой не говорила, верно? – отрезала она, явно не в лучшем настроении.

И зловещий клац обозначил, что она повесила трубку.

Я положила на место телефон и открыла дверь кабинки. Доггер сидел в крошечной кладовке напротив с газетой в руке.

Господи, благослови этого человека! Он услышал, что я собираюсь звонить, и дал мне понять, что я не одна. Вот зачем он предупредительно кашлял.

– Ах вот ты где, Доггер, – сказала я. – Представляешь, я только что думала о тебе.

Я демонстрировала чрезвычайную сдержанность, хотя в голове у меня творилось незнамо что.

В кладовке под лестницей хранились старые журналы и газеты, датированные временами Адама и Евы, если не раньше.

– Вам может показаться это интересным, мисс Флавия, – сказал Доггер, протягивая мне газету и тыкая пальцем, где смотреть.

Это был выпуск «Хроник Хинли» двухнедельной давности.

Полицейский участок Хинли расследует недавний случай надувательства, в котором местным жителям были обещаны так называемые чудесные исцеления в обмен на существенные суммы денег. Паразитируя в основном на больных и пожилых людях, шайка мошенников, предположительно базирующаяся в Лондоне, уговаривала уязвимых пенсионеров отдать все свои сбережения в обмен на обещание поправить здоровье или значительно улучшить физические и умственные способности. «Они обещали, что я снова смогу лазать по деревьям, – заявил Томас Остин, – как в юности». Мистер Остин семидесяти восьми лет из Хинли-на-Кройландс в последние пятнадцать лет передвигается в инвалидной коляске. «Очень тяжело, – сказал он нашему репортеру, – думать, что они забрали все, что я накопил за жизнь, в обмен на стакан воды из-под крана». Полиция просит поделиться информацией всех, у кого есть сведения, которые могут привести к поимке этих бессердечных преступников.

– Вода из-под крана, – повторила я. – Вот о чем ты думаешь, Доггер?

– Я действительно думаю о воде из-под крана, мисс Флавия. А также я думаю о «Бальзамическом электуарии доктора Брокена».

– Я тоже! – воскликнула я, не удержавшись и прыгая с ноги на ногу.

А также я думала о химической лаборатории в садовом сарае мисс Трулав.

Хотя я очень старалась, мое волнение не давало мне внятно изложить ход моих мыслей Доггеру.

– Ты думаешь, я смогу придумать правдоподобное объяснение, зачем мы вдвоем пришли в «Старую кузницу»?

– Уверен, вы справитесь, – ответил Доггер.

Меньше чем через час мы вежливо постучали в дверь мисс Трулав, и она сразу же открыла, как будто ожидала нас.

– О, мисс Трулав! – с чувством сказала я. – Какое счастье, что я застала вас дома.

Мне показалось или она слегка поморщилась на слове «застала»?

Поскольку у меня в Бишоп-Лейси была репутация болтушки, в машине мы договорились, что весь разговор я возьму на себя. Доггер не так хорош в россказнях, как я. По крайней мере я на это надеюсь.

Я неловким движением вытащила из кармана пару жутких круглых очков в черной оправе, изготовленных Национальной службой здравоохранения Великобритании и используемых мной только для вящего эффекта.

Нацепила эту отвратительную штуку на нос и уставилась на мисс Трулав, которая пока что не произнесла ни слова. Я знаю, что в этих очках мои глаза похожи на огромные жареные яйца отталкивающего вида и цвета.

– Ну? – сказала она, находясь одной ногой в дверях.

– Мне очень ужасно неловко вас беспокоить, – продолжила я, ведь, когда извиняешься, невозможно переборщить с наречиями, – но я должна сделать признание. Можно войти?