Картер Браун - Пропавшая нимфа: Сборник

Он иронически улыбнулся.

— Бее это чистейшая демагогия, пустые и глупые разговоры об обязательном возмездии за содеянное зло. «Око за око, зуб за зуб»— это же натуральное средневековье!

Он взглянул на свои часы.

— К сожалению, доктор, я должен прервать нашу интереснейшую беседу. Сейчас мы встретимся в море с друзьями, я договорился с ними о свидании., поэтому мое присутствие на палубе необходимо.

Меня же мучил один вопрос, я не выдержал и задал его:

— Полагаю, вы меня убьете?

Он встал, продолжая все так же улыбаться.

— Кажется, доктор, вы сами этого добивались.

— Три убийства — многовато. Или вы со мной не согласны?

— Все зависит от того, как смотреть на вещи. Проще говоря, я к любому вопросу подхожу с позиции: стоит ли игра свеч. Когда избираешь такой род занятий, как наш, не следует калечить и ограничивать свою психику вредной сентиментальностью. В один прекрасный день это может обернуться против тебя же.

— А почему вы не передадите меня полиции?!

Я воскликнул это только из-за того, что полностью осознал безнадежность своего положения.

Теперь даже полиция и суд казались мне не такими страшными, как этот лощеный франт.

Деланно вежливая улыбка Ван Воорена стала неприкрыто издевательской.

— Не прикидывайтесь наивным, доктор! Вы же были свидетелем убийства Марселя Бланка, которое благодаря вашему вмешательству чуть не сорвалось. Да и вообще вы знаете слишком много! Конечно, если бы после тюрьмы вы вели себя благоразумно, не предпринимали бы тех экскурсов в прошлое, какими были заняты все эти дни, мы бы не пошли на крайние меры. Сами понимаете, теперь иначе поступить нельзя. Это же азбучная ретина!

— Тогда почему вы не убили меня сразу? Ради удовольствия поболтать со мной?

— Хотя я очень ценю вас как собеседника, но до этого, признаться, не додумался. Ведь вы попались уже в открытом море. Неужели неясно, что нам надо добраться до такого места, где волны вынесут ваше тело на берег? В противном случае полиция станет шарить повсюду и мешаться.

— Думаю, мой' труп тоже послужит причиной для розыска.

— Глубоко заблуждаетесь, доктор. Предварительно вас ударят по голове, чтобы вы потеряли сознание, а потом выбросят в воду. Смею напомнить, что человек и в бесчувственном состоянии продолжает дышать, поэтому ваши легкие будут наполнены водой. Вот и доказательство, что вы просто-напросто элементарно утонули. Не правда ли, как мило?

Я промолчал.

Он снова заговорил, видимо, ему доставляло наслаждение терзать меня мерзкими подробностями!

— Скорее всего, полиция подумает, что это обычное самоубийство. Впрочем, вас это уже не будет касаться. Теперь вы поняли, почему надо устроить так, чтобы ваше тело нашли?

— Безукоризненный расчет. Я все больше убеждаюсь, что вы крупный специалист по уголовной деятельности.

— Мой образ жизни, доктор Спенсер, вынуждает широко пользоваться серым веществом головного мозга. Если бы я не умел все предусматривать заранее, то, возможно, находился бы среди обслуживающего персонала яхты.

Открывая дверь, он обернулся.

— Я прослежу за тем, чтобы ваша смерть была не очень мучительна. Ведь когда-то вы, доктор, старались вылечить меня от болезни, правда, несуществующей, но... Хотя я и лишен всякой сентиментальности, но не садист.

С этим я не мог согласиться. Он как раз был настоящим садистом!

Свет погас, дверь за ним тихо закрылась, и я очутился в полной темноте, не сомневаясь, что мне осталось жить считанные часы.

Действительно, я сам был виноват во всем, что со мной случилось, однако не считал себя неправым и не желал покорно, как баран, дать себя зарезать.

Ван Воорен говорил, что «Кристобаль» шел в открытое море на свидание с другим судном, которое тоже везло контрабанду. А в том, что Ван Воорен занимался контрабандой, я не сомневался. Да и сам он на это довольно прозрачно намекал.

Суверенные права любого государства распространяются на пять морских миль от его берегов. За этой полосой начинаются нейтральные воды. Именно там должен был произойти товарообмен.

Допустим, на эту операцию уйдет двадцать минут, значит, в моем распоряжении остается часа полтора, за которые я должен попытаться освободиться и броситься в воду. Пловец я прекрасный, а учитывая теплоту Средиземного моря, смогу продержаться на воде довольно долго.

Программа эта выглядела привлекательно, но первый пункт в ней был очень трудным: как освободиться от веревок, перетянувших мне руки и ноги?

Сперва я начал дергаться и извиваться как уж, стараясь избавиться от своих пут, но вскоре прекратил это занятие. Задыхаясь и обливаясь потом, я понял всю тщетность своих попыток. Тот, кто меня завязывал, знал свое дело. В итоге я только крепче затянул узлы, а веревки сильнее впились в мое тело.

С одной стороны койка была обита жестью, а с другой — полированными досками: получалось, в каюте не имелось ничего острого, чтобы перетереть мои веревки.

Полтора часа, то есть девяносто минут!

Это очень мало, когда знаешь, что потом тебя оглушат ударом по голове и швырнут в воду.

Ван Воорен тысячу раз прав: лучше бы я сидел спокойно, выйдя из тюрьмы. И Анна была того же мнения. Она прямо так и сказала: «У тебя всего один шанс из ста». Да, да, все они правы, а я вообразил себя Г розным Преследователем и, как безмозглый мальчишка, забрался на судно к этим отъявленным бандитам.

Но, с другой стороны, если бы я безропотно вынес все плевки и оскорбления, выпавшие на мою долю, то утратил бы к себе уважение и дальнейшая жизнь не имела бы для меня смысла.

Да, Преследователь! Да, Мститель, до самой последней минуты жизни!

Я невольно вспомнил тюрьму, Андре Мейнеля, пожавшего мне руку и пожелавшего удачи, и Пасторино — Малыша Пасторино, с которым мы вместе сидели в тюрьме Саите... Последний целыми днями придумывал разные каверзы, чтобы дурачить надоевших надзирателей.

Внезапно мое сердце отчаянно забилось в груди. Пасторино! Ему как-то удалось припрятать несколько лезвий от безопасной бритвы, да так ловко, что их при осмотре вещей не нашли. Одно лезвие он подарил мне: меня он очень уважал как врача и ни на минуту не допускал мысли о моей виновности. Помнится, Малыш уверял, что оно обязательно когда-нибудь мне пригодится, а самым лучшим тайником для своего подарка счел мой башмак. И лично уложил тонкий прямоугольничек между стелькой и подошвой.

Вот когда я мысленно благословил свое решение сохранить эту пару видавшей виды обуви, ибо лезвие, несомненно, все еще лежало там.

Но в котором ботинке? Я не помнил.

Чтобы снять с ноги туфель, мне пришлось проделать необычайные гимнастические упражнения. Я даже не вполне надеялся на успех, но все же принялся за правый. Как ни странно, при помощи левой ноги задача оказалась выполнимой и менее трудной, чем я предполагал.