Картер Браун - Пропавшая нимфа: Сборник

— Тебе, наверное, многого не хватало во время войны,— сказал он.

— Многого,— прошептала она.

Такое признание в бедности растрогало его.

— Тебя Альмариан одел?

Он заранее знал, что это имя ранит ее, но не смог удержаться. Она слегка стиснула пальцами его рукав.

— Я была очень довольна, что встретила его.

Теперь наступила его очередь огорчаться. Но это была игра. И он еще не получил удовлетворения.

— Послушай!..— сердито начал он.

Но к чему было продолжать? Он потащил ее в центр.

— Не иди так быстро,— сказала она,— мы же гуляем. Он не ответил. Теперь он сам рассматривал магазины.

И в конце концов нашел то, что искал.

— Пошли!.. Вопросы будешь задавать потом. Служащий встретил их поклоном.

— Отделение платьев? — резко спросил Флавье.

— Первый этаж, лифт в глубине.

На этот раз он решился. И нужно заставить Трабуйе заплатить. Его сжигал интерес. Она признается!.. Ей придется признаться! Служащий закрыл решетку, и лифт стал подниматься.

— Дорогой, — прошептала Рене.

— Замолчи.

Он зашагал впереди продавщицы.

— Покажите нам платья. Самые что ни на есть у вас элегантные.

— Хорошо, месье.

Флавье присел. Он немного задыхался, как после бега. Продавщица стала раскладывать на длинном столе модели разных фасонов, приглядываясь к лицу Рене, но он почти сразу вмешался, показав пальцем:

— Вот это.

— Черное? — удивилась продавщица.

— Да, черное.

Он повернулся к Рене.

— Не примеришь ли его... чтобы доставить мне удовольствие.

Заколебавшись и покраснев под взглядом молодой женщины, она все же вошла вместе с продавщицей а кабинку. Флавье поднялся и принялся вышагивать взад и вперед: ему снова привиделся оттенок красного дерева, а в глубине кармана он крепко сжимал зажигалку. Потом, поскольку время шло медленно и руки его стали дрожать и вспотели, он, чтобы Амного отвлечься, принялся искать костюмы среди одежды на столе. Ему хотелось серый. Но не нашлось ни одного нужного для него оттенка. Дверь кабинки раскрылась, он быстро повернулся и испытал такой же удар, как в «Астории». Это была восстановленная Мадлен. Мадлен, которая остановилась, будто узнавая его. Мадлен, которая приближалась теперь, немного побледневшая, с прежним выражением грусти в глазах. Он протянул к ней похудевшую руку, но сразу же уронил ее. Нет, образ Мадден еще не был совершенен. Как можно не заметить эти кричащие золотые серьги?

— Сними-ка их! — тихим голосом приказал он.

И поскольку она не поняла его, то снял украшение сам, слишком прижав своими пальцами эти побрякушки. Затем, отступив на шаг, понял безнадежность затеи полностью восстановить образ.

— Хорошо,— сказал он продавщице,— мадам возьмет платье, которое на ней.,. А этот костюм того же размера, не так ли? Заверните и его. И укажите нам отдел обуви.

Рене не протестовала. Может быть, она понимала, почему Флавье так долго рассматривал каждую пару, как бы рассуждая сам с собой. Наконец он выбрал одни изящные блестящие туфли.

— Посмотрим!.. Пройдись!

На высоких каблуках она казалась тоньше, воздушнее. Затянутые в черный шелк, ее бедра слегка покачивались.

— Довольно! — закричал Флавье.

И так как продавщица удивленно подняла голову, то быстро проговорил:

— Это подойдет, мы берем их... Свои она положит в эту же коробку.

Он взял свою спутницу за руку и подвел к зеркалу.

— Посмотри на себя,— прошептал он.— Посмотри на себя, Мадлен.

— Я прошу тебя! — взмолилась она.

— Ну, еще маленькое усилие... Эта женщина в черном... Ты же видишь, что это больше не Рене... Вспомни!

Она явно страдала. Ужас искажал, превращал ее лицо в другое, напрягались губы. Он увлек Мадлен к лифту. С волосами будет видно позднее. Если что-то особенно торопило, так это духи, призрак прошлого. Теперь нужно было идти до конца, и ждать становилось все тяжелее.

Но таких духов больше не существовало. Флавье тщетно пытался описать их.

— Нет... не понимаю,— говорила продавщица.

— Ну, послушайте... Как это вам объяснить? Духи, которые пахнут свежей землей, вялыми цветами...

— Может, «Шанель» № 3?

— Может быть.

— Их больше не выпускают, месье. Поищите в маленьких магазинах, а здесь — не пытайтесь.

Молодая женщина тянула его за рукав. Он стал перебирать флаконы. Без этих духов превращение не будет полным. Ко чил он тем, что сдался, но перед уходом купил Мадлен шляпу. И пока платил, краем глаза все время смотрел на знакомый силуэт рядом с ним. Потом взял Мадлен под руку.

— К чему все эти сумасшествия? — спросила она.

— К чему?.. К тому, что я хочу твоего появления'. Мне нужна правда.

Она была напугана. Он чувствовал, как она напряжена, как чуждается его, но крепко прижимал ее к себе. Она от него не ускользнет и в конце концов сдастся.

— Ты должна стать самой красивой,— продолжал он.— Альмариан исчез, его никогда не существовало.

Несколько минут они шли, прижимаясь друг к другу, потом он не выдержал.

— Ты не можешь быть Рене,— сказал Он.— Видишь, я не сержусь... Говорю спокойно.

Она вздохнула, и он тотчас же взорвался:

— Да, я знаю. Ты — Рене, жила в Лондоне со своим дедушкой Чарли по отцовской линии. Родилась в Дамбремонте, маленьком городке у реки... Все это я слышал, но такое невозможно, ты ошибаешься.

— Не будем начинать снова,— взмолилась она.

— Я ничего не начинаю. Просто утверждаю, что в твоих воспоминаниях есть нечто, не соответствующее действительности. Возможно, ты когда-то была больна, серьезно больна.

— Уверяю тебя...

— Бывают болезни, которые оставляют странные последствия,

— Но я же все помню. У меня была скарлатина в десять лет. Больше ничего.

— Нет, не ничего.

— Ты измучишь меня!

Он уговаривал себя быть терпеливым, ведь Мадлен могла оказаться очень чувствительной, и тогда ее нельзя было слишком тревожить.

— Ты почти ничего не рассказала о своем детстве,— продолжал он,— а мне бы очень хотелось узнать о нем.

И так как они проходили мимо музея Гробет-Лабади, то прибавил:

— Давай войдем! Там будет удобнее поговорить.

Но лишь только они вошли в вестибюль, как он понял, что его переживания будут здесь еще более тяжелыми. Звук их шагов, молчание предметов вокруг, картин, портреты — все напоминало ему Лувр. Молодая женщина понизила голос, чтобы не нарушать тишину пустынных залов, и неожиданно оказалось, что у нее тот же выговор и го же глубокое контральто Мадлен, так знакомые Флавье. Он больше слушал звук ее голоса, чем слова. Она рассказывала про свою молодость, по странному капризу судьбы очень похожую на молодость Мадлен. И под руку Флавье держал тот же человек, которого ему так хотелось заключить в объятия. Он остановился перед картиной, изображающей Старый порт, и спросил глухим голосом: