Картер Браун - Пропавшая нимфа: Сборник

— Нам пора спуститься,— сказала она тихим голосом.

— Нет, я не голоден... Останемся.

Это был восхитительный отдых. Она будет принадлежать ему, пока продолжается ночь, пока это лицо на его плече не станет белым пятном... Мадлен! Нет, их было не двое... впрочем, бесполезно объяснять... Он больше не боялся.

— Мне больше не страшно,— пробормотал он.

Она гладила его лоб, и он чувствовал ес дыхание на своей щеке. Запах мимозы усилился, заполнил комнату. Он тихонько оттолкнул это теплое, прижатое к нему тело, поискал руку, которая прикасалась к его лицу.

— Иди!

Кровать прогнулась под ним. Он не выпустил этой руки, осторожно щупая ее, будто хотел пересчитать пальцы. Теперь он узнавал и худую ладонь, и короткий мизинец, и выпуклые ногти. Как же он мог забыть? Боже, до чего хотелось спать. Он погрузился в забытье, потом открыл глаза. Она неподвижно лежала рядом. Секунду он прислушивался к ее дыханию, потом, опершись на локоть, нагнулся над лицом и прижал губы к опущенным ресницам.

— Если бы ты только сказала мне, кто ты? — прошептал он.

Слезы омочили теплые веки. Он почувствовал их соленый вкус, поискал носовой платок под подушкой и не нашел.

— Я сейчас вернусь.

Он бесшумно проследовал в ванную. Сумочка Рене лежала на туалетном столике, среди флаконов. Он открыл ее, пошарил внутри, но носового платка и там не оказалось. И вдруг пальцы его наткнулись на что-то интересное... Какие-то зерна... бусы... да, ожерелье... Он подошел к окну и поднял его к бледному свету, который просачивался сквозь стекла, как из аквариума. Золотистый отблеск пробежал по янтарным бусам. Руки его задрожали. Всякая ошибка исключалась. Это было колье Полин Лагерлак.

— Ты слишком много пьешь,— сказала Рене и сразу же взглянула на соседний столик, испугавшись, что слишком громко произнесла это.

Она сознавала, что Флавье вот уже несколько дней специально привлекал к себе внимание. Бравируя, он залпом осушил стакан. За это время у него впали щеки и выступили скулы.

— Это же не то фальшивое бургундское, которое бросается в голову,— заметил он,

— И все-таки... Тебе это вредно!

— Да, вредно... Я вообще веду такую жизнь, которая мне вредна. Но ты никогда не поймешь...

Он беспричинно сердился. Она стала просматривать меню, лишь бы не видеть этих жестких глаз, в которых застыло отчаяние и которые так терзали ее. Рядом остановился гарсон.

— Что на десерт? — спросил он.

— Тарталетку,— сказала Рене.

— Мне тоже,— сказал Флавье и, как только гарсон удалился, нагнулся к ней.— Ты ничего не ешь... А раньше у тебя был хороший аппетит.

Он тихонько засмеялся, но губы его вздрагивали.

— Ты запросто проглатывала три—четыре бриоши,— продолжал он.

— Но я...

— Ну конечно... Вспомни... Галерея Лафайет.

— Опять эта история.

— Да. История того времени, когда я был счастлив.

Вздохнув, Флавье принялся шарить в карманах, а потом в сумочке Рене, разыскивая сигареты и спички. И при этом не спускал глаз с нее.

— Ты не должен курить,— слабо проговорила она.

— Знаю. Курить я тоже не должен, но мне нравится быть больным. И если я лопну...— он закурил сигарету и помахал спичкой перед глазами Рене,— это тоже не будет иметь значения. Ведь ты же сказала однажды: «Смерть не причиняет боли».

Она пожала плечами с безнадежным видом.

— Ну да,— продолжал он.— Я даже могу уточнить, где это было. В Курбевуа, на берегу Сены. Видишь, у меня хорошая память. О, да!

Положив локти на стол, он смеялся, закрывая от дыма один глаз. Гарсон принес тарталетки.

— Итак, ешь! — сказал Флавье.— Обе, я больше не голоден.

— На нас смотрят,— взмолилась Рене.

— Ну и пусть! Я имею право заявить, что больше не голоден. Это прекрасная реклама для заведения.

— Не понимаю, что с тобой творится сегодня вечером.

— Да ничего, дорогая, ничего. Я просто весел... Почему же ты не ешь ее ложкой? Раньше ты их именно ложкой ела.

Она оттолкнула тарелку, взяла сумочку и встала.

— Ты отвратителен.

Он тоже поднялся. Точно! В их сторону поворачивали головы, провожали взглядами, но он не испытывал ни малейшего стыда, чувствуя себя выше этих людей, он догнал Рене около лифта, и служащий принялся бесцеремонно их разглядывать. Она высморкалась и, спрятав лицо за сумочку, сделала вид, будто пудрится. Она становилась краше на этой грани слез, и он радовался ее страданиям. Они молча прошли по длинному коридору. Войдя в комнату, она бросила сумочку на кровать.

— Так не может больше продолжаться,— сказала она.— Эти постоянные намеки неизвестно на что... эта жизнь, которую ты заставляешь меня вести... нет... я предпочитаю расстаться... Иначе в конце концов сойду с ума.

Она не плакала, но что-то в ее глазах придавало им особенный, необычный блеск. Флавье грустно улыбнулся.

— Вспоминаешь,— начал он,— церковь Сен-Никола... ты молилась... ты была бледна, как теперь.

Она медленно опустилась на край кровати, будто какая-то невидимая рука давила ей на плечо. Ее губы слегка дрожали.

— Церковь Сен-Никола?

— Да... заброшенная церковь в одной деревне около Манта... Ты готова была умереть.

— Я?! Я была готова умереть?

Она плашмя бросилась на живот, спрятав-лицо в руках. Рыдания сотрясали ее плечи. Флавье встал рядом на колени, чтобы погладить ее по голове, но она резко отстранилась.

— Не трогай меня! — закричала она.

— Я пугаю тебя? — спросил Флавье.

— Да.

— Ты думаешь, я пьян?

— Нет.

— Тогда, значит, считаешь меня сумасшедшим?

— Да.

Он встал и некоторое время смотрел на нее, потом провел рукой по лбу.

— В принципе, возможно, это и правда! Но ведь существует колье... Нет, дай мне договорить, хорошо? Почему ты его не носишь?

— Потому что не люблю. Я уже говорила.

— А может, боялась, как бы я его не узнал. Это вернее, не правда ли?

Она немного повернула голову и посмотрела на ‘ него сквозь спутанные волосы.

— Нет,— ответила она.

— Клянешься?

— Конечно.

Он задумался, выписывая ногой узор на полу.

—- Итак, по твоим словам, тебе его дал Альмариан?

Она оперлась на локоть и, поджав под себя ноги так, что совсем съежилась, с неприязнью смотрела на него.

— Альмариан сказал, что купил его в Париже у одного антиквара.

— Сколько времени прошло с тех пор?

— Но ведь об этом я тебе тоже говорила. Ты .заставляешь меня все повторять снова.

— Ну что ж, повтори. Сколько времени прошло с тех пор?

— Шесть месяцев.

Конечно, могло и такое быть... Но нет, подобных совпадений не существует!

— Ты лжешь! — закричал он.

— Зачем же мне лгать?

— Зачем? Ну! Признайся же! Ведь ты Мадлен Гевиньи?

— Нет!.. Прошу, не начинай терзать себя. Если ты по-прежнему влюблен в эту женщину, давай расстанемся... Будет лучше, если я уйду... С меня достаточно такой жизни.