Стефани Пинтофф - И занавес опускается

— Произошло ещё одно убийство.

Резкий голос Малвани заглушал треск телефонной линии.

Я только закончил молоть кофейные зёрна, когда затрезвонил телефон. А поскольку на часах ещё не было и восьми утра, я рванул к аппарату, пока звонок не разбудил хозяйку квартиры.

Она точно будет недовольна, если придётся вставать в такую рань в воскресенье.

— Ты можешь сюда приехать как можно скорее?

Теперь голос Малвани стал тише и отдавался эхом.

Я потянул за чёрный шнур, пытаясь расслышать его слова.

У меня стоял новенький латунный телефонный аппарат Строуджера, но качество связи оставляло желать лучшего даже в его лучшие дни работы.

— Куда?

Я полагал, убийство произошло в ещё одном театре.

Я наклонился поближе к динамику. Возможно, он тоже плохо меня слышал.

Я перехватил трубку аппарата в правую руку, а левой взял лежащие на тумбочке у телефона карандаш и листок бумаги.

— Эриэл Гарденс.

— Что?

Я был уверен, что расслышал что-то неправильно.

Не похоже на название театра.

Но я не ошибся.

Когда Малвани вновь ответил мне, всё стало на свои места. Можно даже сказать, что он проорал в трубку, предположив, что я вообще не услышал его фразу.

— Эриэл Гарденс. Это театр в «Новом Амстердаме» на крыше здания на юге на пересечении 42-ой улицы и Седьмой Авеню. В летние месяцы они дают спектакли. А сегодня утром уборщик нашёл там тело ещё одной актрисы.

Значит, убийца вновь нанёс удар. Ему понадобились всего два дня, чтобы выбрать новую жертву. И Алистер, убеждённый, что убийца будет действовать быстро, оказался прав.

— Следовало оставить в каждом театре по полицейскому, пока мы не разберёмся с этим делом. Мы же это обсуждали, ресурсов у тебя достаточно, — я чувствовал, как во мне растёт горькое разочарование. — А теперь мертва ещё одна женщина.

Долгое время я слышал лишь периодическое потрескивание телефона.

— Вообще-то, Фроман за свой счёт поставил в своих театрах людей в штатском для защиты труппы, — произнёс, наконец, Малвани.

Я почувствовал, что закипаю от гнева, ведь, как правило, подобную информацию он от меня не скрывал. Но я ведь тоже не всё ему рассказал…

Я утаил от него сведения о Тимоти По.

— Похоже, идея Фромана не сработала, — резко ответил я.

Малвани недовольно фыркнул.

— Ты всё никак не отпустишь свою идею о том, что в деле замешан Чарльз Фроман? Так «Новый Амстердам» даже не его театр!

Он замолчал, а затем с неохотой признал:

— Хотя мои источники сообщили, что управляют им Кло и Эрлангер, а они входят в синдикат Фромана.

«Входят в синдикат Фромана…»

Я положил трубку, а слова Малвани по-прежнему эхом отдавались в моей голове.

Элиза Даунс. Убита в «Империи».

Анни Жермен. Убита в театре «Гаррик».

Теперь третья жертва. Убита в «Новом Амстердаме».

Слишком поразительные совпадения.

Если убийцей был и не сам Фроман, то уж точно некто из его синдиката. Человек изнутри организации. Либо конкурент извне. Но в любом случае, убийца был прекрасно осведомлён о делах Фромана.

О театрах.

Об актрисах.

И знал, куда именно ударить.

Я извинился перед хозяйкой квартиры за столь ранний телефонный звонок, собрал вещи и как раз успел на поезд в город, отправляющийся в 08:32.

В воскресенье утром в вагоне было почти пусто. Я занял место у окна и погрузился в размышления.

Поезда Гудзонской железной дороги и Гудзонской ветви Центральной железной дороги Нью-Йорка ходили реже, чем остальные, но проезжали через наиболее живописные места.

Обычно в течение всей получасовой поездки от тихого городка Добсон до Нью-Йорка я любил смотреть на потрясающие открывающиеся виды Гудзона с палисадами.

Но сегодня всё было тусклым и бесцветным — и колючие деревья, и мутная вода, и даже серые небоскребы Манхэттена, маячащие впереди, как бесплотные призраки.

Зима обесцветила пейзаж.

Хотя, возможно, всё дело было в моём настроении.

Потрясение от встречи с отцом прошлым вечером и от новостей о его болезни уже почти прошло, но одно осталось неизменным: пустота внутри.

Я не видел его десять лет и был удивлён, что он остался практически прежним.

С другой стороны, мало что изменилось за эти годы. Так почему должен был измениться он?

Город тоже не поменялся.

Несмотря на все наши усилия, жестокие преступления и убийства не заканчивались, а лишь неуклонно росли. Несмотря на личные ресурсы Фромана; несмотря на работу полицейских, назначенных на дело Малвани; несмотря на исследования Алистера и даже несмотря на мои собственные благие намерения помочь.

Все казалось тщетным — особенно теперь, после смерти очередной женщины.

Я просматривал отчёты допросов, которые дал мне вчера Малвани, надеясь, что где-то в записях его подчинённых будет зацепка, благодаря которой, расследование сможет двинуться дальше.

Его детективы поговорили с семьями Элизы Даунс и Анни Жермен и встретились со многими людьми, работавшими и в театре «Гаррик», и в «Империи» — от продавцов билетов и уборщиков до конферансье.

Они проанализировали отпечатки пальцев и даже позвонили в редакцию «Таймс», чтобы прояснить оставшиеся вопросы.

Но к концу поездки, прочитав все отчёты, я понял: все исследованные ими пути — пустышки.

В половине одиннадцатого я был в «Новом Амстердаме».

В отличие от прошлого раза, на этот раз в дверях стоял полицейский, которые спросил моё имя и сверился со списком, чтобы не допустить посторонних на место преступления.

В этом театре заправлял делами не Лев Айзман, а местный управляющий, и он был готов сотрудничать с полицией.

Сухонький, тщедушный мужчинка в очках с чёрной толстой оправой встретил меня в вестибюле и представился Алем Штраусом.

— Я работаю в театральном бизнесе уже почти шестьдесят лет, — с гордостью произнёс мужчина. — А пятнадцать из них — на мистера Эрлангера.

Он печально покачал головой.

— Я никогда прежде с подобным не сталкивался.

— Кем она была? — спросил я, отдавая пальто и шляпу.

Аль Штраус поманил меня пальцем.

— Идёмте. Скоро вы сами всё увидите.

Мне не оставалось ничего иного, как двинуться за ним следом по самому просторному и роскошному театру, который я когда-либо видел, хотя я лишь мельком успел рассмотреть его великолепие и богатство отделки в стиле модерн.

Я направился к двум небольшим лифтам на восточной стороне длинного тёмного коридора, чуть не споткнувшись о перебегавшего мне в панике дорогу чёрного кота.

Аль Штраус пояснил, что коту дали тут постоянное прибежище в обмен на его услуги по поимке грызунов.