Стефани Пинтофф - И занавес опускается

Несколько десятков длинных иголок со стежками зелёных ниток крепко привязывали одежду девушки к алым бархатным шторам.

— Нам надо освободить тело, — произнёс Марвин. — Думаю, будет лучше разрезать нитки, а не раздевать девушку.

— Подожди, — остановил я его. — Это улики, не забыл?

Я жестом подозвал офицера, забрал у него камеру «Кодак» и сделал несколько снимков странного шитья. Затем вернул фотоаппарат полицейскому.

— А нельзя просто срезать ткань занавеса вокруг её тела? — предложил молодой офицер.

Мужчина слева покачал головой.

— Материал слишком тяжёлый и плотный. К тому же, он пришил её настолько высоко, что срезать будет тяжело.

— Принесите мне ножницы, — скомандовал Марвин. — Я подрежу несколько стежков, чтобы было легче достать остальные иголки.

А мне пришлось вести Аля Штрауса к сцене, чтобы он смог опознать мисс Биллингс. Он замер на полпути, сжал крепко мою руку и еле слышно выдохнул всего два слова:

— Это она.

Он отдёрнул руку, отвернулся и произнёс надтреснутым голосом:

— Прошу вас…

И, несмотря на то, что у меня было множество вопросов: кто такая Эммелин Биллингс, и что она делала в пустующем театре в воскресенье в предрассветные часы, — я решил дать мистеру Штраусу несколько минут прийти в себя.

И тут я услышал, как Марвин вскрикнул от боли, и резко обернулся.

— Какого чёрта?!

Малвани в ярости бросился к Марвину, который согнулся пополам от боли.

— Что-то меня резануло, — произнёс Марвин сквозь стиснутые зубы, сжимая руку. — Болит страшно.

— Где оно?

Малвани попытался отдёрнуть занавес, но к ткани по-прежнему были приколоты порядка двадцати швейных игл.

Морщась от боли, Марвин, тем не менее, взял себя в руки и указал на область, над которой работал.

— Я в порядке. Просто не ожидал укола. И эта штука чертовски острая.

— Хорошо, — Малвани сжал зубы. — Давайте покончим с этим и спустим ее вниз. Доктор Уилкокс появится с минуты на минуту, но он не сможет приступить к обследованию тела, пока оно вздёрнуто и привязано к шторам. Только будьте осторожны с этими иглами, ясно? Не известно, сколько ещё их там спрятано.

— И когда найдёте ту иглу, которая уколола детектива Марвина, отложите её в сторону, — добавил я. — Исследуем её на отпечатки пальцев. Она должна торчать под углом, иначе не уколола бы детектива.

Я осмотрел его руку: чуть выше запястью краснела болезненная отметина. Выглядела она скверно.

Но стоило мне только заикнуться об этом, как Марвин одёрнул рукав, отмахнулся от моих слов и присоединился к двум другим полицейским, которые методично и аккуратно начали вынимать иглы и распарывать нитки.

Я снова поднырнул под занавес и посмотрел на девушку. Теперь мы точно знали, что перед нами мисс Эммелин Биллингс.

Она была изящной, хрупкой, маленького роста. Не более полутора метров, несомненно. И выглядела очень молодо. Я бы не дал ей и больше двадцати лет.

Её натуральные блестящие чёрные волосы были собраны назад, и сверху на них убийца надел чёрный парик. Оттенок искусственных волос не совпадал с волосами девушками, но доходил завитками до её поясницы.

Я осмотрел складки её боа из перьев, даже заглянул за отвороты белых перчаток. Но не нашёл ничего похожего на письмо, которого я ожидал, учитывая схожесть данного убийства с убийствами Элизы Даунс и Анни Жермен.

За спиной снова раздался чей-то крик, сопровождаемый отвратительным звуком рвоты.

Я в одно мгновение оказался по другую сторону занавеса.

Не прошло и пяти минут с тех пор, как Марвин утверждал, что с ним всё в порядке. А сейчас он с глухим стуком повалился на пол, и лицо его отливало болезненной синевой.

Офицеры, помогавшие Марвину вынимать иглы, смотрели, как Малвани бросился на колени рядом с Марвином.

Даже Аль Штраус подошёл ближе к сцене.

— Не стойте просто так! — резко произнёс Малвани. — Зовите на помощь!

Мистер Штраус побежал к лифту с такой прытью, которой я не ожидал в его тщедушном теле.

Я подошёл к занавесу и окинул взглядом кучу игл и ниток, которыми к шторам была прикреплена мисс Биллингс.

Теперь нам ещё больше нужна была игла, которой укололся детектив Марвин.

Мне потребовалось несколько минут, чтобы отыскать хорошо спрятанную и острую иглу. Я взял нож, аккуратно извлёк её из ткани… и тихо выругался под нос.

Это была игла для подкожных инъекций.

Она была специально запрятана так, чтобы любой, кто полезет вытаскивать из занавеса иглы и нитки, укололся.

Я достал из саквояжа одну из хлопчатобумажных перчаток, которые всегда ношу с собой, и завернул внутрь иглу. Теперь она стала важным вещественным доказательством. Я осторожно положил свёрток в передний карман своего коричневого саквояжа.

Бросил взгляд на Марвина, который выглядел ужасно.

— Надо отвезти его в больницу.

— Доктор Уилкокс уже должен был приехать, — пробормотал Марвин, глянув на карманные часы. — Спустим Марвина на первый этаж.

— Хорошо. Поднимаем на счёт «три», — кивнул я.

Марвин к этому времени стал абсолютно неспособным двигаться, и я понимал, что он станет мёртвым грузом.

Хотя, не очень удачный термин… Но чем внимательнее я смотрел на Марвина, тем больше убеждался в его правильности.

— Уилкокс будет с минуты на минуту, — произнёс Малвани, скорее чтобы подбодрить себя, чем остальных.

Мы с трудом дотащили Марвина до первого этажа. Наконец, мы уложили его на пол в вестибюле, вздохнули с облегчением, и я про себя поблагодарил Бога за мощную комплекцию Малвани.

И только мы выпрямились, как в дверь вошёл коронер — доктор Макс Уилкокс. Ему потребовалось всего несколько секунд, чтобы оценить ситуацию.

Я быстро рассказал о причудливом расположении трупа наверху и о том, как детектив Марвин укололся иглой.

— Видите ли, это была игла для подкожных инъекций, специально расположенная так, чтобы человек на неё напоролся.

Доктор внимательно слушал меня, всё время проверяя пульс детектива и щупая липкий от пота лоб. Затем вытащил из медицинской сумки пузырёк с нашатырным спиртом, поднёс его к носу Марвина, а затем принялся делать искусственное дыхание.

Никакого эффекта.

— Дайте мне взглянуть на ту иголку.

Я выполнил его требование.

Осторожно сжимая иглу через хлопчатобумажную перчатку, он надел её на маленький шприц из собственного саквояжа и надавил на поршень. Из среза иглы показались крошечные капельки жидкости.

На лице доктора отразилось сначала удивление, а затем ужас. Два слова — всё, что он нам сказал. Больше не требовалось ничего.

«Горький миндаль».

Мы с Малвани поражённо переглянулись; оба понимали, что это значит. Вкус горького миндаля служил верным индикатором цианида. Не существовало яда более смертоносного, чем он.