Елена Арсеньева - Страшная сказка

– Давайте деньги, – буркнул он, протягивая руку.

Ольга сунула руку в карман, подала ему пачечку. Десять мило шуршащих бумажек с бесценным портретом какого-то империалиста.

– Эй ты, держи, – сказал Серега, швырнув деньги на переднее сиденье. – И смотри, братишка: чтобы к самому дому доставил! И помоги девушке, если понадобится. А попытаешься начудить – я твой номерочек приметил. Богом-господом клянусь: найду и… собаколовам на мыло сдам. Понял?

– Да ладно, – детским, ошалелым голосом прошептал «чайник». – Разве я зверь какой? Я же человек!

– Приятно познакомиться, человек, – буркнул Серега. – А вам счастливо оставаться, девушка.

Он протянул Ольге руку.

Она стояла… Звезды светили ей в глаза.

– Сережа, – пробормотала тихо. – Сережа…

– Да ладно, переживем, – неуклюже сказал он и сделал через левое плечо кру-гом.

Тишина наступила за спиной, потом зашумел мотор. Дверцы хлопнули. «Жигуль» двинулся с места.

Что-то оттягивало карман. Серега спохватился – да это же фляжка!

– Эй, погодите!

Но было уже поздно.

Вот вам и боевой трофей. Умора!

Что оставалось делать? Глотнуть на помин всех планов. Так Серега и поступил. А потом зачем-то вскинул правую ладонь к виску. Честь отдал ей вслед. Ну надо же!

Огоньки «жигуля» таяли, таяли… растаяли во тьме, как звезды поутру.

«Ничего, – вдруг вспомнил Серега про аванс. – Сто баксов – тоже хорошие деньги. А с теми, купленными в киоске «Роспечати», их и вообще двести. Вот мамаша обрадуется!»

Они появились, точно с неба свалились. Или из-под земли выросли. Как ни в чем не бывало! К этому времени бедный Константин Васильевич сбросил не менее двух кэгэ живого веса – в основном, конечно, в жидком виде, потому что беспрерывно потел от ужаса, когда обнаружил, что двое туристов пропали. Где, когда, куда? Неведомо.

Никто не видел, как они отстали или повернули не в те развалины и сделались жертвами древнего лабиринта. Народ сначала лениво озирался, позевывая; потом забеспокоились все. Как понял Егор из обрывков долетавших до него разговоров, люди-то тревожились по большей части из-за уходящего времени: надо было ехать поселяться в гостиницу, хоть душ принять, смыть с себя пылищу жаркого африканского дня, прежде чем ехать на «шоу Али». Отправиться туда как можно скорее мечтали все. Прежде всего потому, что именно там обещал быть ужин – грандиозный, необыкновенный, обильный, феерический – такой, который вполне восполнит и слишком ранний завтрак, и скудный обед, и вообще станет завершающим аккордом в длинной мелодии сегодняшнего дня. И вот такая задержка!

Постепенно легкое беспокойство сменилось просто-таки злостью. Усталая, оголодавшая публика уже с неприязнью смотрела на гида, который, чуть ли не язык высунув, носился по прилегающим к дворцу улочкам, метался от одной группы туристов к другой, спрашивая, не видел ли кто парочку руссо туристо: он высокий, светловолосый, в серых легких брюках и темно-синей майке, она высокая, рыжая, в джинсовых шортах, белой кружевной маечке без рукавов и в шляпке с пестрой шелковой лентой. Побегав, Константин Васильевич возвращался к автобусу и с детской, истовой надеждой вглядывался во все лица, пересчитывал своих подопечных, словно надеясь, что вот-вот из-за чьей-то спины выступят потерявшиеся и заорут: «А вот и мы!»

Народ раздражался, злился главным образом потому, что нельзя было сказать: да бросьте вы их, на такси до отеля доберутся, не маленькие! Штука вся состояла в том, что названия отеля Константин Васильевич никому не сообщил, добираться потерявшимся было некуда, если только в Агадир за свой счет возвращаться, но это, извините, нонсенс, поэтому гид и ел себя сейчас поедом, расплачиваясь за свою ошибку.

А Егор – за свою…

За нерешительность, за молчание, за то, что побоялся выставить себя дураком. Он видел перед собой лицо милой ему когда-то женщины, на которое уже легли смертные тени…

Сегодня ночью она погибнет. Может быть, ее убивают уже сейчас, а катастрофа у Ребра Шайтана, которую обсуждала эта пара, нужна им просто для того, чтобы окончательно заморочить головы властям. И он невольно приложил к этому руку!

Но нет, сердце подсказывало ему, что Надежда еще жива. Он чувствовал это, знал, однако знал также, что уже пошел отсчет последних мгновений ее жизни…

От муки душевной внезапно обострилась застарелая язва, которую Егор считал давно зарубцевавшейся, и он согнулся от боли, прижав руку к желудку:

– Ох, за-ра-за…

– И не говорите, – сказал стоявший с ним рыжий турист, любитель омлетов. На его лице застыло то же тоскливо-ждущее выражение, что и у прочих собравшихся. – Есть охота просто-таки смертельно. Хоть бы в автобус дали сесть, у меня там крекеры.

– А у меня шоколадка, – печально отозвалась какая-то женщина.

– А у меня апельсины…

– У меня водичка там!

– У меня лаваш или как он тут называется?

– А у меня… Идут, смотрите, они идут!

Все повернулись на-пра-во. Быть того не может!

Но и впрямь! Сверкающий от пота Константин Васильевич буквально на поводу тащил пропавшую парочку. Вот и Родион в своих мятых серых брюках и синей майке, вот и «Надюшка»: спешит, размахивает приветственно шляпкой, грудь так и скачет под тесной и в то же время эфемерной кружевной рубашечкой:

– Ой, как я рада вас всех видеть! Пожалуйста, простите, простите, это я виновата! У меня со шляпки слетела лента, а тут ветер как дунет – и унес ее в какие-то развалины. Пока мы лазили, искали, вы уже ушли. Мы кинулись искать, повернули не туда – и все! Пропали вы! Какое счастье, что нашлись! Как я по вас соскучилась!

Минуту назад все готовы были натурально сделать шашлык из этой парочки и съесть его с оставшимися в автобусе крекерами, шоколадкой, лавашем или как он здесь называется, запив спрайтом. Но это милое: «Как я по вас соскучилась!» – и насмешило, и успокоило всех. И Константин Васильевич выразил общее мнение, с потрясающей галантностью сказав:

– Какое счастье, что вы нашлись, сударыня, и обошлось без серьезных осложнений! Мы уж боялись, что вас похитили. Здесь за красавицу могут назначить выкуп в целое стадо верблюдов, но мы, честное слово, готовы были скинуться ради вас!

Комплимент был потрясающий, несколько женщин ревниво напряглись, однако общего духовного подъема это не испортило, и в отель все ехали в настроении приподнятом, которое не рассеялось и через час, когда, устроившись в номерах и приняв душ, народ снова загрузился в автобус и двинулся смотреть на «шоу Али».

Егор заполз на свой «диванчик», вглядываясь в просвет между креслами. Несколько дам из их группы явились в вечерних платьях или чем-то подобном, несколько, наплевав на то, что «У Али» – один из самых фешенебельных ресторанов Марокко, пришли в тех же джинсах, в которых были и днем. В числе этих дам оказалась и «Надюшка». Возможно, потому, что у нее не было с собой никакой одежды, кроме шортиков для жары и джинсов и легкого белого пуловера – для вечерней прохлады. Очень просто был одет и Родион: тоже в джинсах и очередной светло-синей майке. У него через плечо болталась та же сумка, которую он носил днем, хотя все туристы оставили вещи в отеле. Конечно, в этой сумке могли быть фотоаппараты, ничего особенного, однако Егор напрягся, подумав, что дело близится к развязке.