Стасс Бабицкий - Ч. З. Р. Т.

На равном удалении от Пяти углов расположены две каланчи. На Невском и на Садовой, возле Сенной площади. Сидя в Москве я не смогу указать, который из двух брандмайоров виновен. Дальше ваша задача на допросе выведать у попечителя, кто его подкупил, или запугал. Учитывая, что денег пожарным платят не так много, вероятнее всего его загнали на преступлений путь угрозами».

Куманцов выловил из чая раздавленный ломтик лимона, разжевал и поморщился.

— Много там еще?

— Полстраницы, Григорий Григорьевич.

— Ладно, читай.

— «Господа, вам непременно следует изловить всех причастных к поджогам! Иначе опасные игры отдельных брандмайоров доведут до большой беды. В моей памяти жив еще лютый пожар 1862 года, когда за одну ночь выгорел весь Апраксин двор. Огонь сожрал мост через реку, скакнул на противоположный берег и, подгоняемый ветром, спалил все деревянные дома до самого Щербакова переулка. Я в задумчивости гулял по набережной и не заметил, как оказался в самом центре пожара. Побежал прочь, задыхаясь в дыму, нырял во дворы, надеясь укрыться. А стихия настигала, обжигая затылок горячим дыханием…

Мне повезло, господа. Я выбрался. Повезло и тем двух малышам, которых я разглядел в окне какого‑то флигеля, разбил законченное стекло и выволок скулящие комочки из пламени… Но сколько людей в ту ночь сгорели в своих постелях? Сколько домов обратились в пепел? Теперь, при здравом размышлении, я не исключаю, что и та напасть могла начаться с поджога, устроенного ради наживы…

Копию этого письма я в самом ближайшем будущем отправлю г‑ну Львову. Александр Дмитриевич знаком с проблемой и не раз публично возмущался бесчинствами, что учиняют иные дружины. В том же самом «Листке» говорится: на открытии передвижной выставки Огненный Князь, — чудесное прозвище придумали ему газетчики! — торжественно обещал выгнать из пожарного общества всех паршивых овец, порочащих честь мундира. Искренне надеюсь, что впредь проверку кандидатов будут проводить тщательнее».

— Блажен, кто верует, — проворчал Куманцов. — А впрочем, князь Львов — человек с характером. Может у него хватит сил да терпения вырвать все сорняки.

Он прошелся по кабинету, споткнулся о чиновника по особым поручениям.

— Да что же такое! Разлегся, бугай… Встать!

Волгин с трудом поднялся на ноги, покачался из стороны в сторону, привыкая к ощущениям, подал мундир начальнику и сказал невпопад:

— А мне непонятно… На кой ляд мертвого Сомова усадили в коляску?

— Про это здесь тоже есть, — помахал письмом Лаптев. — «В деле остался непонятный момент, который я так и не смог до конца разгадать. Зачем обнаженный труп Сомова посадили в экипаж и пустили кататься по городу? Возможно, вы сумеете установить истину во время допросов подозреваемых. Я же поделюсь осторожным предположением. Всем известно, что сумасшедшие обладают невероятной силой и живучестью. Возможно, Сомов погиб не сразу, а только впал в бессознательное состояние. Пока убийцы раздевали его и оттаскивали в придорожную канаву, признаков жизни не подавал. Через время очнулся — ночи прохладные, зябко без одежды. Залез на облучок, пустил лошадей шагом, да через несколько секунд помер. Обсудите эту версию с врачом, который производил вскрытие. Не исключено, что мое предположение подтвердится».

Молодой следователь вдруг приосанился, надулся от гордости и прочитал с особым выражением последние строки:

— «Хочу сказать искреннее спасибо тому следователю, кто догадался прислать мне полный номер „Петербургского листка“ за 20 июня 1897 года. По одной странице разгадать сию головоломку было бы немного затруднительнее. И, разумеется, все мы должны мысленно поблагодарить покойного Сомова. Его безумная подозрительность и привычка читать каждую букву с особым вниманием, выискивая тайные связи между опубликованными в газете сообщениями, в итоге помогли раскрыть преступный заговор» .

— Так министру и доложу! — воскликнул Куманцов, надевая фуражку. — Этими самыми словами.

Лаптев фыркнул, прикрывшись исписанным листом бумаги.

— Что там еще?

— Да так…

— Читай уж, что пишет этот гений.

— «Так министру и доложите. Этими самыми словами».

— Не может быть, чтоб он и это угадал! А ну‑ка покажи письмо.

Статский советник покраснел, перечитав последние строчки. Пробормотал что‑то невнятное и стряхнул с мундира прилипшие крошки.

— И никаких «с глубоким почтением» или «искренне ваш». Просто буква М с косыми закорючками и двойной петлей, — особист сделал пару нетвердых шагов и заглянул через плечо Куманцова, разглядывая подпись. — Надо же. А все‑таки это случилось. Московский сыщик натянул нос всей столичной полиции.

— Готов пожертвовать носом. Главное, чтобы голова на плечах удержалась. Лаптев, вели запрягать! Негоже заставлять министра ждать.

— А с письмом что делать? — следователь хлопнул по тоненькой папке с документами. — Приобщить к расследованию?

Статский советник на мгновенье задумался, потом разорвал листы вместе с конвертом в мелкие клочки. Волгин понимающе кивнул, и его тут же стошнило прямо на сапоги начальства.

Иван Логгинович Горемыкин — министр внутренних дел Российской империи (1895–1899).

Навязчивая идея.

Обуховская больница в Петербурге. Один из ее корпусов — Дом призрения для умалишенных — был выкрашен в желтый цвет. Отсюда и пошло в народ выражение «желтый дом».

Финнов в старину называли чухонцами.

Старинная мера длины, равная 4,4 см.

Пьяница (устар.)

Владимир Михайлович Пирамидов — начальник охранного отделения в Петербурге (1897–1901).

Министерство внутренних дел располагалось на набережной реки Фонтанки.