Алексей Наст - Боец

Посетителям песня нравилась, они пьяно покрикивали: «Опа!» — и хлопали в ладоши.

Маше это веселье пришлось не по душе. Зря она сюда зашла. Обязательно какой-нибудь подвыпивший недоумок попробует пристать. Заказ был сделан, и ничего не оставалось, как дождаться еды, побыстрее ее проглотить и убраться восвояси. А собиралась вечер провести с удовольствием…

Когда официант принес заказ, выставляя тарелки со снедью перед Машей, она со злостью заметила, что вся бурная ватага, сидящая за столиком у эстрады, взирает в ее сторону. Заметили-таки, подонки.

— А это подарок вон от тех господ, — подобострастно согнулся официант и кивнул на ухарей с гнусными улыбками. Теперь Маша не была уверена, что это были спортсмены или военные-контрактники.

Перед Машей водрузилась бутылка шампанского в стальном ведерке со льдом и стеклянная ваза, полная отборной, полуспелой клубники.

— Спасибо, — выдавила из себя Маша, соображая, что предпринять: отказаться или плюнуть на свои страхи, натрескаться клубники, выдуть шампань и лихо сбежать от толпы опасных кавалеров.

— Приятного аппетита! — пожелал официант. Он ушел, виляя бедрами, словно гей.

«Противная забегаловка. Вертеп. Клоака», — ругалась про себя Маша, зло жуя куриную котлету.

К ее удивлению, ухари, одарившие шампанским, мирно пили водку, позабыв о ее существовании. Может, действительно спортсмены или контрактники, отмечают какую-то свою профессиональную победу, а она уже напридумывала себе всего, трусиха!

Анна Степановна — так звали солистку — принялась петь новую песню о лихих налетчиках, быстрой любви и подаренных сережках, только теперь не с агатами, а с изумрудами.

Маша доела салат из морепродуктов и принялась за клубнику.

И тут Анна Степановна затянула протяжную танцевальную лабуду. У эстрады появились парочки.

Один из ухарей, чернявый и пижонистый, развязно подошел к столику Маши, представился:

— Привет, сестренка. Меня зовут Геша. А тебя?

— Маша.

— Геша — Маша. Хорошо звучит. Пойдем, потанцуем.

— У меня нога больная. После перелома.

— Что-то я ничего такого не заметил, когда ты сюда входила, — ухмыльнулся Геша, присаживаясь за столик. — Не кривляйся. Пойдем танцевать. Музыка медленная. Потихоньку потопчемся. А? Как в анекдоте, помнишь? Мы будем медленно и печально…Кгхы-кгхы-гы!

Маша отвернулась. Ну и урод. Медленно и печально. Это он припомнил пошлый анекдот о любовнике француженки, у которой только что умер муж. Она пыталась отказать любовнику в близости ввиду траура, и тогда любовник заявил, что заниматься сексом они будут медленно и печально.

— Что, не нравлюсь, что ли? — посуровел Геша.

Маша в упор посмотрела на приставалу. Морда красная от выпитого, глаза дурные. Такого лучше не злить.

— Я этого не говорила.

— Тогда не вороти морду. Шампань мою пьешь, ягоду ешь, будь вежлива! — Геша, все же озлясь, стукнул ладонью по столу — все тарелки враз подпрыгнули, и это привлекло внимание веселящейся публики.

— Мне попросить официанта, чтобы позвал охрану? — подрагивающим голосом, но стараясь выглядеть спокойной, спросила Маша.

Геша огляделся — все смотрели на них. Он делано улыбнулся, вставая. Произнес озлобленным шепотом:

— Ни одна сучка не смеет мне отказывать в этом городе! Поняла? После поговорим — кушай пока.

Покачиваясь, он пошел к своим дружкам, по дороге ущипнув за попу танцующую девку.

Маша ошарашенно смотрела ему вслед. Вот влипла! Как же выбраться отсюда без последствий? Дура! Ничего она одна не может, даже в ресторане спокойно поужинать, без гнусных приключений, без нервотрепки! Как Павел уехал, все перестало получаться, все выходило не так.

Она, в расстроенных чувствах, вся напряженная, подозвала официанта, собираясь рассчитаться.

— Нет, нет. Все уже оплачено! Отдыхайте!

— Я хочу сама заплатить за свой ужин!

— Нет, нет. Это невозможно.

Официант ушел. Геша и его хмыри ехидно пялились на Машу пьяными глазами. Их веселило, что птичка так легко попала в расставленные селки.

Маша встала. Она быстро выйдет из зала, оказавшись на улице, бегом бросится к ближайшей подворотне, перелезет через забор и будет недосягаема для подонков. Только бы они не стали преследовать тут же.

Чересчур прямая, она прошла к выходу, в страхе оглянулась в вестибюле. У дверей, рядом со швейцаром, стоял охранник в строгом костюме и при галстуке. Обращаться за помощью к ним было бесполезно — эти с местной братвой не поссорятся ни при каких обстоятельствах. Маша, улыбнувшись швейцару, кивнула на дверь. Тот проворно отворил.

На улице уже спускались летние сумерки.

Маша побежала по ступенькам с крыльца и тут же закричала от боли и неожиданности — сильная рука впилась в ее волосы и, словно куклу, развернула к себе. Геша дыхнул перегаром прямо в лицо:

— В нашем городе дам принято возить на машинах! А ну, прыгай!

Он с силой толкнул Машу к подлетевшему к крыльцу серому «мерседесу» с затемненными стеклами. Задняя дверца открылась. Машу втянули на широкое кожаное сиденье. Машина тут же взяла с места в карьер, не прихватив Гешу.

Строгий амбал в темных очках, втянувший Машу внутрь, походил на терминатора. Она в ужасе и шоке сжалась в комок.

За рулем сидел еще один коротко стриженный амбал, а в переднем кресле… О боже! К ней повернулся, улыбаясь, Лугин Семен Иванович, бизнесмен:

— Здравствуйте, Маша. Маша из Ставрополья. Что же вы молчите, Маша? А? — Он хищно оглядел потрясенную, оторопевшую от ужаса девушку, снова улыбнулся плотоядной улыбкой вурдалака. — Хороша Маша, да не наша. А чья вы, Маша? Кто вас послал следить за мной? Только не молчите… Хм, язык проглотила. Ладно. — Он посмотрел на своего водителя: — Киря, гони на пристань, там разберемся…

Весь путь до пристани в салоне «мерседеса» висела недобрая, напряженная тишина. Лугин спокойно сидел впереди и больше не оборачивался к Маше.

Маша тряслась, словно в лихорадке, совсем не думая, как спастись. Да это было и невозможно — автомобиль мчался на огромной скорости, выпрыгнуть на ходу — явная смерть. Она в панике крутила головой, хватала взглядом очертания пролетавших домов, скверов, а сама понимала, что это уже ни к чему, это, скорее всего, последние минуты ее жизни.

Резко вывернув из узкой улочки на набережную, «мерседес» скатился на асфальтовую площадку, которая обрывалась прямо в воду Онежского озера. У берега качался большой белый катер, в нем сидели два ухмыляющихся здоровяка с лицами злодеев. Дальше стоял небольшой прогулочный теплоход.