Галина Романова - Свидетельницы зла

— Зачем же тревожить коллег из-за бытовых разборок?

— Вы уверены, что это бытовая разборка? — Володя приложил телефон к уху, слушая гудки. — Моя коллега проходит важным свидетелем в деле о массовом убийстве в дачном поселке. И как только она дала показания, так с ней это случилось. Не видите связи? Не находите это странным? Алло! Товарищ майор! Это бармен из клуба «Соломея». Да, да, Владимир. Совершенно точно. У нас тут такое, товарищ майор! Такое!.. Нет, не в клубе. На квартире у Татьяны, моей помощницы. Да нет, жива, жива она. Но очень сильно изувечена. Изуродована, я бы сказал. Да, понял. Ждем… Сейчас передам трубку.

Капитан принял трубку из его рук с величайшей неохотой. Выслушал. Неохотно пробормотал:

— Так точно.

Вернул телефон Володе.

— Будем ждать. Майор сейчас подъедет, — буркнул он и снова подавил зевок. — Говорит, это важно.

Уснуть Володе в эту ночь не пришлось.

Сначала ждали майора. Потом экспертов, которые принялись методично рассыпать специальный порошок на мебель и дверные ручки. Искали отпечатки. Упаковали и забрали с собой стакан с водой. И окровавленное полотенце. Сняли слепок с отпечатка грязной мужской обуви, впечатавшийся в ковер с высоким ворсом.

Володя был спокоен. Это был не его след. Этот след был размера на два больше.

Майор долго говорил с ним, потом с капитаном, который приехал на вызов и все записал. Звонил куда-то. Говорил, качая головой.

— Она жива, — сказал он, обращаясь только к Володе. — Врач сказал, что вы большой молодец. Если бы не вы, она умерла бы через час от потери крови. А так у нее есть все шансы выкарабкаться. Вы спасли ее, Владимир.

Ой, как была непривычна ему подобная похвала. Он привык к тому, что на него смотрят, как на обслугу. И говорят о нем…

Да о нем вряд ли и говорят. Он никто. Он бармен, радующийся любой копеечке, которую ему кинули, как кость собаке. Он людей оценивает по их возможности оплатить сверх чека. И тут вдруг похвала. Из уст серьезного чела, занимающегося серьезными делами.

— Я ничего такого не сделал. Просто позвонил. Просто услышал мольбу о помощи и приехал, — почему-то принялся он оправдываться.

— А зачем вы ей позвонили так поздно? — решил чуть изгадить впечатление о нем капитан, приехавший по вызову раньше Вишнякова. — Почему?

— Да просто. — Володя подергал плечами. Признаваться в том, что хотел похвастаться и немного поделиться с Таней чаевыми, он не собирался. — Она отпросилась. Сказала, что больна. Решил узнать, как у нее дела.

— Так поздно? — настырничал капитан.

— Смена закончилась, понимаете? — взорвался Володя. — У меня в это время закончилась смена. Раньше позвонить я не мог!

Конечно, мог. Сто раз мог. В голову просто не приходило звонить ей, чтобы справиться о ее здоровье. Кто они друг другу? Никто, по сути. Она временно подрабатывает. Пока учится. Защитит диплом и свинтит. Зачем ему было к ней привязываться? Они были чужими. До сегодняшней ночи. Теперь как-то все изменилось.

— Капитан, — окликнул Вишняков коллегу, тот глянул, майор приказал: — Прекратите!

— Так точно, — скорчил тот недовольную гримасу.

Из подъезда Володя выходил вместе с Вишняковым. Тот даже вызвался его подвезти.

— Так я на машине, — Володя указал рукой на свой автомобиль.

— Понятно, — Вишняков чуть замешкался и вдруг спросил: — Послушайте, Володя, а вы не знаете того человека, которого обслуживала в вечер убийства Татьяна?

Черт, черт, черт! Начинается! Этого он и боялся! Вот уж воистину, ни одно доброе дело не останется безнаказанным. В мыслях с сумасшедшей скоростью проскакали картинки самого себя, валяющегося в собственной прихожей с пробитой головой. Только к нему-то уже никто не поспешит на помощь. И «Скорую» не вызовет, и полицию не пригласит.

— Она давала показания, составляла с нашим художником композиционный портрет и…

— И теперь она на больничной койке! — зло фыркнул Володя, перебивая майора. — И это самый удачный сценарий для нее, майор. Могла бы быть уже мертвой.

Вишняков молча кивнул. Потом снова пристал:

— Я не говорю, что вы можете быть с ним лично знакомы. Но обслуживать-то обслуживали?

— Обслуживал. — Врать было бессмысленно.

— И? Что можете о нем сказать?

— Ничего особенного. Тихий. Вежливый. Всегда оставлял хорошие чаевые.

— А что заказывал?

— Дорогой алкоголь.

— Стало быть, в средствах не стеснен, так?

— Я содержимое его кошелька не проверял, — фыркнул почти весело Владимир.

— Одевался как? Дорого?

— Обычно. Джинсы, свитера. С высоким горлом почти всегда. В рубашках и строгих костюмах я его не видел ни разу. Но алкоголь, подчеркну, заказывал всегда дорогой. И на чаевые не скупился.

— Странно… — задумчиво обронил Вишняков.

— Что именно?

— Заказывал дорогой алкоголь, а ездил на рваной машине конца прошлого века. Белого цвета. Сто одиннадцать номер. Так?

— Не знаю, — Володя отвернулся, полез в карман штанов за ключами от машины. — Я его до тачки никогда не провожал. Не видел, на чем он приезжал.

— А такси никогда ему не вызывали?

— Нет, — соврал он.

Зачем соврал, он и сам не понял. Вдруг посетила мысль, что преступник может до сих пор находиться где-то поблизости. И наблюдать за ними из-за какого-нибудь куста. А Вишняков особенно не церемонился, говорил достаточно громко.

Белая машина…

Что за белая машина? Володя представления не имел, о чем говорит майор. Насколько он помнил, человек, против которого дала показания Татьяна, разъезжал на достаточно дорогой иномарке. Не новой, нет. С замятым левым крылом. Но иномарке, которой лет шесть-семь, не больше.

И конечно же, он вызывал ему такси. И не раз. И точно помнил адрес, который сам лично называл таксисту по телефону. Но Вишнякову он рассказывать об этом тоже не станет.

Вдруг этот человек поблизости!..

Он вернулся домой, когда темнота на востоке сделалась чуть жиже. Оглядел стоянку. Машина Оли стояла на привычном месте. Интересно, она сейчас спит? Вишняков задрал голову, глянул на окна третьего этажа. Свет горел. Вот неугомонная. И странная. Вчера перехватила его по дороге домой неожиданным телефонным звонком. Что-то пыталась сказать, пока он в лифт не зашел. Он отключился, доехал лифтом до своего этажа. Вошел в дом. Швырнул ключи на полку под зеркалом. Уже начал разуваться и вдруг передумал. Решил без звонка к ней спуститься. Узнать, что же она все-таки пыталась ему сказать.

Он звонил, стучал, а она не открыла.

— Оля, — звал он ее по имени, таращась на ее дверной глазок. — Это у вас такая мелкая мстя, да? Откройте.

Ему показалось, что она смотрела в тот момент на него сквозь дверной глазок и удовлетворенно улыбалась. История повторялась? Да. Он ведь тоже не открыл ей, когда она явилась к нему поздним вечером слегка навеселе, да еще с бутылкой вина в руке.