Галина Романова - Свидетельницы зла

Значит…

Значит, все-таки подозрения начальницы оправдались, и эта тихоня присвоила какое-то добро старой ведьмы? Настояла на вызове участкового, а сама поживилась. А что? У нее вся ночь была в распоряжении. Таскай на горбу добро, не хочу!

И опять же, ладно. Старая женщина была тем еще подарком. Надя, как говорится, заслужила награду за пять лет добросовестной службы. Но вот то, что не позволила своей начальнице снять одну из картин со стены, она ей простить не может. Она же не выдержала, сфотографировала их все и по интернету поискала. Две были так себе, дешевкой. А вот одна…

Можно было не работать долгие, долгие годы.

Вот чего она не может простить прогулявшей две недели Надежде.

— Я вот принесла.

Надежда положила перед ней больничный лист. Самый настоящий. Не поддельный.

— Хорошо, я посмотрю.

Начальница небрежно двинула больничный лист на край стола. Подняла на Надю недобрый взгляд:

— У тебя все?

— В смысле?

Надя глупо улыбалась. Осторожно поглаживая старенькое болоньевое пальто, в котором ходила последние годы. Так и подмывало спросить, а куда же шубу-то новенькую подевала? Нафталином посыпала и спрятала? Тьфу, как противно!

— В том самом смысле, что готова приступить к своим обязанностям? Я тут тебе подобрала подопечного.

Начальница подавила довольную ухмылку. Порылась в личных делах стариков. Достала тонкую папку, протянула Наде.

Этот дед, с которым теперь надлежало сидеть Наде, подарком был не дай боже! Он довел до гипертонического криза одну из сиделок. Вторая с нервным срывом легла в больницу. Третья уволилась, заплевав порог ее кабинета. Четвертой надлежало стать Наде. Пусть только попробует не справиться. Уволит к чертовой матери с волчьим билетом.

А то шубу она новую купила! На больничный ушла! В путешествие съездила! Она ей устроит веселую жизнь. Она ей такую веселую жизнь устроит!

— Я не готова. — Надя продолжала поглаживать старенькое пальто.

— Что не готова, я не поняла! — Начальница грозно вскинулась: — Не нагулялась еще, что ли?! Так я тебе организую прогулку. На адрес.

— Я увольняюсь.

И наглая положила перед ней на стол заявление об уходе. Ну, теперь-то все стало более, чем ясно. У покойной клиентки Надежда поживилась хорошо. Настолько хорошо, что не только на шубу и поездку хватило, но и на то, чтобы не работать. Она ведь ни на что более не годилась. Только горшки за стариками выносить.

— Увольняешься?

— Да.

— А две недели отработать? Как тебе?

— А я отпуск беру. У меня за два года скопились. В отпуск с последующим увольнением. Так по закону.

По закону?! Ах, по закону! По закону ее надлежало бы прямо сейчас в полицию сдать. И обыск в квартире сделать. На предмет обнаружения похищенных ценностей, принадлежавших умершей старухе.

Но не могла она этого сделать. Не могла, хотя и жаль, что не могла.

Не могла она привлекать внимание полиции к своим сотрудникам, многие из которых работали с ней сообща. Только ведь сейчас дай повод, станут рассматривать под микроскопом каждого старика. Каждого ее сотрудника. И ее в том числе. Могут докопаться до таких вещей, за которые ее вместе с Надеждой в тюрьму упрячут.

Нет. Не станет она звонить в полицию. Она станет звонить кое-кому еще. Там-то наверняка изыщут возможности наказать воровку.

Почти не глядя, она подписала оба заявления Надежды. И на отпуск, и на увольнение. Как только за ней закрылась дверь, позвонила в бухгалтерию и попросила уволить без проволочек.

— По закону, дорогая. Сделайте все по закону, — намеренно строгим голосом приказала она главному бухгалтеру. — Женщина заслужила…

А потом достала из верхнего ящика стола старенькую, потрепанную записную книжку, в которую вносила много лет записи особого содержания. Полистала ее, нашла то, что нужно, и набрала номер.

Ей ответили лишь с третьей попытки. Она даже отчаялась и принялась кусать губы с досады. Но ей ответили.

— Простите, что беспокою.

Она нервно улыбнулась. Она все еще помнила, каким тоном ее просили не беспокоить из-за старухи. И сколько заплатили, когда просили, она помнила тоже.

— Кто это? — Человек, мужчина, шумно зевнул и вдруг спросил: — А который час?

Очень хотелось съязвить. Очень хотелось сказать, что граждане страны уже почти полдня отработали. Но вместо этого она кротко ответила:

— Десять минут двенадцатого.

— Дня?

— Дня, — снова смиренно ответила она лежебоке.

— А у меня окна занавешены. Темно, — с очередным зевком пояснил мужчина. — Так кто вы?

Она назвала себя. Назвала свою должность. Напомнила о договоре пятилетней давности.

— И? — недовольно обронил он, выслушав ее, не перебивая. — Что хотели?

— Я? Я, собственно, ничего, — она растерялась. И торопливо добавила: — Изменились кое-какие обстоятельства.

— Какие такие обстоятельства? — фыркнул он. — Денег еще надо?

Денег было бы с него содрать неплохо. Те, что он выплатил ей за хлопоты пять лет назад, давным-давно закончились.

— Денег? — Она делано изумилась. — Нет, что вы. Не в деньгах дело.

— Ох, думал, что сейчас скажете, что не в деньгах счастье! — хохотнул он.

Она вежливо похихикала в ответ.

— Да, хотелось бы так думать, но реалии жизни таковы… — начала она туманно.

— Так что вы хотели-то, я не понял? Какие обстоятельства? — перебил он ее. — Говорите уже!

— Да, да, извините.

Она перепугалась, что он сейчас бросит трубку. И ей так и не удастся реализовать свой нехороший план.

— Дело в том, что Мария Кирилловна…

— Так, стоп! — грубо прикрикнул он на нее. — Мы, кажется, с вами договаривались, когда я вам платил. К слову, весьма щедро.

— Да, да, но…

— Никаких но! Мы с вами договаривались, что я больше никогда не услышу ни единого слова о старухе. Она должна быть ухожена и накормлена. Она не должна была оставаться одна. Вы сказали мне — «да». Вы взяли деньги.

«О, господи! — Она закатила глаза и снова покусала губы. — Какая же тварь! Как хорошо, что Мария Кирилловна умирала не в его компании. Если бы он жил рядом, она ушла бы уже давно».

— Так чего же вы снова мне звоните? А! Понял! Деньги кончились?

«Причем уже давно, придурок! — Она отвела от уха трубку, показала ей язык. И снова со вздохом закатила глаза. — Деньги! Что было тех денег?! Слезы!»

— Но больше не дам, учтите.

— Она умерла, — вставила она, еле поймав трехсекундную паузу.

— Что?

— Она умерла. Мария Кирилловна умерла.

И тишина. Если бы не его тяжелое дыхание, она бы подумала, что он отключился. Но нет. Он все еще был там — на другом конце провода. Он размышлял. Может, прикидывал, во сколько ему могут обойтись похороны старухи. Может, прикидывал, вспоминал, что могло остаться после нее ценного.