Сергей Зверев - Дом, где взрываются сердца

— Нет, так не пойдет. Шампанское в такой вечер нужно пить за что-то серьезное… Например, за накал чувств. Художник где-то прав. Страсть и чувства — они склеивают черепки, тот мусор, который составляет нашу жизнь.

— Хорошо, — кивнул Валдаев. — Пьем за чувства.

— Но не за страдания. Страдания тянут вниз, в ад.

— За любовь.

— За любовь…

Звякнули бокалы. Валдаев выпил. Прижмурился.

Почувствовал, как алкоголь подействовал. Притом достаточно быстро. Все будто отдалилось, покрылось стеклом. Стало как-то хорошо. И тревоги отступили.

— Тебе понравилась выставка? — спросила Элла.

— Мне трудно судить, — Валдаев замялся. — В ней есть какая-то сила. Не отнимешь.

— Какие картины понравились?

— Гигант, который просыпается, поднимается и отряхивает с себя город… Действительно, мы никто. Игрушки. И порой кажется, что двигает нами не случай или даже не какой-то мощный сверхразум. А ребенок, который забавляется, тасуя игрушки.

— Ты серьезно? — Элла пристально посмотрела на него.

— Не знаю… Иногда приходят странные мысли.

— Странных мыслей нет. Все мысли имеют право на существование.

Она прикрыла глаза. Он потянулся к ней через стол и положил руку на округлое колено. Съежился, представив, что сейчас получит с размаху по этой руке.

По руке он не получил. Она не отстранилась. Лишь произнесла:

— Давай выключим свет.

— Ты стесняешься?

— Нет. Но темнота владеет тайной.

В спальной была широкая кровать. Возникла мысль — кто ее еще ласкал здесь. Возникла и улетела, вспугнутой птицей. Сейчас не до этого.

Губы к губам. Его руки поползли по ее плечам. Коснулись груди. Элла вздрогнула и прижалась к нему. Задышала чаще.

— Я сейчас, — он нервно стал расстегивать рубашку.

— Не волнуйся, дорогой. Не волнуйся, мальчик мой.

Его немного покоробило «мальчик». Даже не вульгарностью, а каким-то обидным несоответствием. Он не был мальчиком. Он давно лыс, и жизнь уже подваливает к точке, когда покатится вниз. Но и это не имело значения. Сейчас вообще ничто не имело значения.

Сначала упала к ногам ее одежда — сейчас не до того, чтобы складывать ее. Потом — его.

Они повалились на постель. Они приникли друг к другу.

— Дорогой, — голос ее сорвался…

В памяти Валдаева та ночь осталась фрагментами. Не мог связать воедино подробностей. Да они были и не важны. Главное — была всепоглощающая страсть. Валдаеву ни с кем не было так хорошо, как с Эллой. Он не ожидал, что способен так потерять голову.

Впрочем, и ее реакция поражала. Она была заряжена энергией, как ядерный реактор. Была не-утомима и захватывала волной этой страсти и его. Это перешло грани физической близости. Это было какое-то безумие. И в этом безумии, дойдя до края, Валдаев понял, что такое счастье.

Сколько они занимались любовью? Часов в комнате не было. И слава богу. Валдаев получил возможность хоть на эту ночь освободиться от бесцеремонной власти скачущих цифр и движущихся стрелок. Ему казалось, что ночь будет бесконечна. Как-то он читал запавший в душу фантастический рассказ о том, как человеку дали часы, которые позволяли сделать понравившуюся минуту его жизни вечностью. И человек так и не решился до могилы выбрать такую минуту. Валдаев много раз думал, что сам никогда не смог бы выбрать такой момент. Но эту ночь он продлил бы на века.

Но время не обманешь. Оно брало свое. И, наконец, они отпали друг от друга.

— Это было прекрасно, — прошептала она.

— Не было в моей жизни ничего подобного, — искренне признался он.

Она молчала несколько минут, глядя в темный потолок.

— Страсть, — вдруг произнесла она. — Единственно, что имеет смысл. Все дороги ведут к смерти. К переходу. Все вокруг помойка. Поэтому не так глуп миф о Клеопатре, которая забирала жизнь за одну ночь близости. Что такое жизнь поперек страсти? — она задумалась. — А ты мог бы отдать жизнь за одну ночь?

— Честно?

— Конечно, честно.

— Нет. Не смог бы.

— Ты так дорожишь жизнью?

— Как ни странно, дорожу.

— Это со временем проходит, — вздохнула она… — Все, у меня закрываются глаза, — произнесла она, зевая.

Она заснула. А он лежал, чувствуя, что сон не идет, хоть убей.

Вечный враг — телефон. Он лежал на тумбочке рядом с кроватью. И затрезвонил напористо, нагло.

Валдаев не знал, что делать.

Телефон замолк. Потом зазвонил опять.

— Да возьми ты эту трубку! Нет меня! О Господи, — застонала Элла и повернулась на другой бок. — Спать, спать, — прошептала она.

Валдаев нехотя взял трубку.

— Алло, — негромко произнес он.

На том конце слабо вздохнули. Там молчали. И Валдаев готов был поклясться, как это глупо не звучит, что молчание это знакомое.

— Слушаю.

— Объятия любовников сладки. Быстры. Что дальше, смертный? — скрипучий, будто действительно из бездны, голос произнес эти строки так, как читают стихи.

— Кто? — содрогнувшись, прошептал Валдаев.

В ответ то ли закашляли, то ли захохотали.

И посыпалась дробь гудков.

Он отбросил трубку радиотелефона на мягкий ковер, будто это была змея. И почувствовал себя под прозрачным колпаком.

И его пробрала холодная дрожь.

— Кто там был? — сонно спросила Элла.

— Ошиблись номером, — сдавленно произнес Валдаев.

Он врал. Он был уверен, что номером никто не ошибался…

* * *

«Деяния ведьм и колдунов против Господа нашего и рода человеческого, определенные инквизитором-юристом Жаном Боденом в 1591 году от Р. Х.

1. Они отвергают Бога.

2. Они богохульствуют.

3. Они поклоняются Сатане и совершают в его честь кровавые жертвоприношения.

4. Они посвящают ему детей.

5. Они убивают детей до момента их крещения, дабы завладеть их душами.

6. Они посвящают Сатане зародышей, находящихся в утробе матери.

7. Они исполняют клятвы, данные именем дьявола.

8. Они вступают в кровосмесительные отношения.

9. Они вовлекают других людей в сатанинский культ.

10. Они умерщвляют взрослых людей, а также новорожденных младенцев с целью их дальнейшего употребления в качестве пищи.

11. Они расчленяют трупы, занимаются людоедством, пьют человеческую кровь.

12. Наводят порчу на людей и скот.

13. Вызывают порчу урожая и массовый голод.

14. Совокупляются с дьяволом».

Валдаев порвал листок, бросил его в мусорное ведро.

Эта бумага, отпечатанная на принтере, была между страницами все той же газеты «Опасная ставка», которую оставила сатанистка на холодильнике.

— Совсем больная, — произнес Валдаев.

Ему было пора выбираться на улицу. Как всегда, ощущал неуверенность и страх перед улицей. Но деваться некуда.

Когда он выходил из дома, то увидел, что двое рэкетирских морд, которые уже два раза обещали ему навалять, с заискивающими улыбками сажали в машину Семеныча — алкаша из первого подъез-да. Тот был привычно пьян и что-то объяснял им, размахивая руками. Фонтан у пьяного Семеныча не заткнешь — говорить он может часами без остановки. Судя по тому, что двое гоблинов не обрывали его и являлись образцами терпения, им куда-то очень нужно было его отвезти. Скорее всего — в нотариат или паспортный стол. Эх, спаси его Бог.