Джесси Болл - Стоит только замолчать [litres]

В прежние времена люди добывали такие доказательства нижеследующим образом – взывали к богам.

Содействие богов затем проявлялось на практике в ходе различных испытаний: испытание поединком, испытание огнем, испытание водой. Таковы были доказательства в те времена. Обвинение или заявление, звучавшие из уст физического лица, не были доказательствами.

Между тем обычно всегда происходило так, что человек, готовый признаться в некоем преступлении, мог быть признан совершившим это преступление. Такой подход неверен: вы не можете знать, что человек действительно обладает правдивыми познаниями о чем-то, особенно в связи с тем, как эта правда влияет на него/нее. Наши познания о нас самих – самые ненадежные из наших познаний. И все же мы обычно так рьяно отстаиваем свои личные интересы, что вывод “человек, считающий более невозможным отстаивать свои личные интересы, наверняка виновен” слывет эффективным . Иначе отчего он/она не продолжает клясться, что невиновен/невиновна?

Признания считаются действительными преимущественно при вынесении оценок по принципу, согласно которому эффективность важнее истины.

Все реальные обвинительные приговоры должны опираться на научное исследование, результаты которого могут быть воспроизведены (а их воспроизводимость должна быть доказана). Ни один конкретный человек не должен принимать ни малейшего участия в следствии по своему предполагаемому правонарушению или в суде над собой по обвинениям в оном правонарушении. Мир сам должен предъявить все подробности и все доказательства. Если таковые доказательства отсутствуют, то преступление не может быть неоспоримо доказано, и человека не должно признавать виновным и наказывать.

[ От инт. Это была самая свежая из записей. По моему предположению, предшествующие листки представляли собой давнишние заметки, сделанные Сато Какудзо еще до Исчезновений в Нарито, а вероятно, даже еще до отъезда из Сакаи. Этот текст, напротив, был написан, возможно, прямо в том же году, когда я его получил, или примерно в те же годы, когда последние вздохи по поводу Исчезновений в Нарито давно уже забылись. Какудзо начинает эту запись с окольного намека на дату, но неясно, можно ли ему доверять.]

Недобровольное участие Дзито Дзоо

Теперь я пишу эти строки, чтобы объяснить недобровольное участие Дзито Дзоо в прошлогодних событиях. Будет ли этот документ прочтен кем-либо при моей жизни, будет ли он уничтожен прежде, чем его хоть кто-нибудь увидит, будет ли он прочтен на следующей неделе после того, как меня заберут по какому-то совершенно другому обвинению, – как знать? Я пишу его, чтобы не быть причастным к какому-либо обману, касающемуся Дзито Дзоо, пишу, чтобы изложить то, что имею сказать о доподлинной правде.

Я был знаком с Дзито Дзоо еще в прежние времена, до моего возвращения из Сакаи. Возобновление наших отношений не стало сильной неожиданностью ни для меня, ни для нее. До моего отъезда между нами все было хорошо; после моего возвращения между нами тоже все было хорошо. Перемещение в другую географическую точку – только это и вынудило нас прекратить наши встречи. Возвращение в ту же географическую точку – вот что побудило нас возобновить отношения.

А еще я вот что скажу: Дзоо была умнее, проницательнее и смекалистее всех других девушек, с которыми я был знаком как в Сакаи, так и вообще во всей префектуре Осака. Одно лишь это стало для меня решающим фактором. Я терпеть не могу повторяться, а с Дзоо этого никогда делать не приходится. Нас также объединяли определенные точки пересечения в темпераменте и политических взглядах. В моем понимании политика нашей повседневной жизни неотделима от более масштабной мировой политики. По этой причине, когда мы чувствовали, что руки у нас скованы, когда это чувствовали Дзоо и я, сидя в нашей маленькой квартире, мы искали способы побега.

Раньше я много читал. Я читал о нескольких попытках французов избавиться от этой гнетущей духоты, которой пропитана наша повседневная жизнь. Дебор, Ванейгем и другие многократно пробовали как вдохновлять людей, так и действовать сами. Это напрямую привело, как я поясню ниже, к событиям в префектуре Осака, которые случились по причине моих действий, которые случились по причине наших с Дзито Дзоо действий.

У меня это уже было спланировано. Я четко представлял себе, что хочу сделать. Мой глаз сфокусировался на термине, разглядел нюанс, который, как мне казалось, следовало подвергнуть перегрузке и подтолкнуть к саморазрушению. Этим нюансом, этим элементом было признание . Я считал, что против этого элемента никто пока не выступал достаточно страстно. Я считал, что неотъемлемо присущая ему двойственность, его фундаментальное расхождение с истиной или фактами должны быть замечены, их истинное лицо должны разглядеть все. Однако куда бы я ни приходил, с кем бы ни разговаривал, я только диву давался. Проблема не была очевидной; эта проблема, настолько очевидная для меня, не была очевидной для других. Я совершенно отчетливо увидел в этом шанс, за который надо было поскорее схватиться, разобраться с ним без суда и следствия, если вы простите мне столь вольную метафору.

Итак, вернемся к нашему повествованию: я жил там с Дзоо. Я разработал план, но у меня не было помощников. Я работал в доке, ездил на работу в док и возвращался без сил. Я негодовал. Я был влюблен. А еще я боялся – у меня не было уверенности, что Дзоо поверит в конкретные элементы моего плана так же твердо, а ведь, едва я посвятил бы ее в этот план, его пришлось бы осуществить именно в этой конкретной форме – иначе он бы сорвался.

По этой причине я завлек ее в ловушку. По этой причине договор, подписанный Одой Сотацу, не был первым. Первый договор, заключенный точно так же, после предполагаемой азартной игры, был подписан Дзито Дзоо. Мне было стыдно за то, что я был вынужден его заключить, стыдно, что я был вынужден пойти на такое. Но со временем я понял, что она никогда бы не согласилась совершать те многократные бессердечные поступки, которые от нее требовались, если бы ее не принуждал к ним договор и если бы она не оставалась верна тому, что считала своей честью.

Как-то вечером мы с Дзоо играли в игру, в азартную игру на сравнение карт, на вытаскивание и сравнение карт. И ей, и мне везло или не везло в игре одинаково. Иногда выигрывала она, иногда выигрывал я. Вначале мы играли на фанты. Когда придумывание заданий для фантов оказалось слишком обременительным, мы переключились на договоренности с более опасными последствиями. Стали при проигрышах резать себя ножом. Я вышел из квартиры через окно на втором этаже и повредил ногу. Она вышла на шоссе перед автомобилем и заставила его съехать в кювет. Эти примеры я привожу как наглядные доказательства того состояния души, в котором мы сделали следующий шаг. Мы были влюблены друг в друга. Мы были влюблены в механизм, который применяли против удушающего давления конформизма. Мы все время впадали в отчаяние, потому что, сколько бы мы ни взбрыкивали, каждый раз ноша наваливалась на наши спины снова, такая же тяжкая, как прежде.