Борис Воробьев - Искатель, 2019 № 02

— Но все же.

— Если вы настаиваете, то пожалуйста. Говорил, что был призван в армию в пятнадцатом, два года воевал, потом попал в плен, сидел в лагере до германской капитуляции, потом колесил по Европе в поисках, как он сказал, счастья, но решил вернуться в родные места.

— Вы его хорошо запомнили? Можете описать?

Молодой человек переложил трость в левую руку.

— Простите, — он достал из внутреннего кармана пиджака какой-то конверт, протянул Кирпичникову, — мы взяли за образец составление вашей службой словесных портретов. Кажется, у нас получилось.

— Благодарю, — произнес Аркадий Аркадьевич.

— Мы надеемся, что смогли помочь вам. Да, к слову, этот самый Грубер покинул нас не с пустыми руками. Прихватил два пистолета и несколько коробок патронов к ним. Видимо, в руки просто так не дастся.

— Отчего вы меня предупреждаете? — Кирпичников полез в карман за портсигаром, но, заметив, как незнакомец напрягся, не стал доставать.

— Симпатичны вы мне, Аркадий Аркадьевич, и наслышан я о вас, — молодой человек словом «я» дал понять, кто в банде главный. — А засим, разрешите откланяться, — он приподнял край шляпы, — и надеюсь, что нас никогда больше не сведут судьба и случай.

Кирпичников вернулся в дом озадаченный. Он не ожидал такого результата, даже не верилось, что по уезду не кусочничает, не побирается банда бродяжек, а существует целая организация, которая занимается более серьезными делами, нежели экспроприация курей и хлеба у крестьян. Об этом можно будет подумать позднее. Сейчас же главной целью оставался убийца.

— Неприятности? — спросил Сергей Павлович.

Аркадий Аркадьевич не понял вопроса, но потом сообразил, хотел отмахнуться, но передумал.

— Отнюдь. — произнес он, — скорее всего, мы с вами имеем словесный портрет убийцы, — начальник уголовного розыска помахал в воздухе конвертом.

— Позвольте. — Громов протянул руку.

Кирпичников подумал с секунду и отдал конверт начальнику первой бри гады. тот вскрыл, достал листок белой бумаги и вопросительно посмотрел на Аркадия Аркадьевича.

— Читай.

— Словесный портрет. Рост средний, около одного метра семидесяти пяти сантиметров…

— Это сколько по-старому? — перебил Вербицкий.

— Два аршина восемь вершков, — поднял глаза на доктора. Сергей Павлович и продолжил: — Телосложение худощавое, осанка слегка сутулая, из-за чего кажется ниже ростом, плечи опущенные, лицо вытянутое, бледное, при возможности бреет, усов и бороды не имеет. Волосы короткие, темные, с сединой на висках. Лоб прямой, с дугообразными седыми редкими бровями. Глаза голубые, но вид болезненный, выцветший, часто протирает, оттого что слезятся. Нос с горбинкой. Уши овальные среднего размера; Рот небольшой, уголки опушены, губы тонкие, бледные. Шрамы на груди в количестве трех штук от заживших пулевых ранений, на спине с правой стороны — от ножа или кинжала. Шаг средний, но складывается впечатление, что дается с трудом, однако лицо при этом непроницаемое и отстраненное. Умеет писать и бегло читать. Хорошо разговаривает на русском, немецком языках и средне-эстонском диалекте, скорее всего восточных краев, бегло знает польский и русинский. В общении спокоен, но, когда начинает волноваться, сжимает правой рукой левое запястье. Спиртного не употребляет.

— Это откуда? — почти заикаясь, нарушил молчание Вербицкий после того, как Сергей Павлович закончил чтение.

— От нашего таинственного друга, — сказал Аркадий Аркадьевич и с улыбкой посмотрел на Юрия Ивановича.

— Прямо-таки портрет кистью можно писать, — покачал головой Сальков, — толково составлен, словно человек в наших рядах служил.

— И чей нам представлен портрет? — задал интересующий всех вопрос Евгений.

— Не догадываетесь? — Только теперь Кирпичников достал из кармана портсигар.

— Я лично ума не приложу, — сощурил глаза Сергей Павлович, продолжая держать в вытянутой руке бумагу.

— А ты, Женя? — обратился к младшему агенту Аркадий Аркадьевич.

— Конечно, мог бы брякнуть наугад, — начал отвечать Иванцов, — но выскажу предположение, — на секунду умолк, — Каарл Грубер?

На Кирпичникова перевели взгляды все присутствующие в комнате.

— Я скажу иначе, — начальник уголовного розыска держал некую интригу, — человек назвался Каарлом Грубером.

— Поворот, — вырвалось у Сергея Павловича.

— А я говорил, — вид у Иванцова был торжествующий. Аркадий Аркадьевич хмуро посмотрел на него.

— Назваться можно и груздем, лишь бы корзинка имелась.

— Но все-таки, — настаивал Евгений, — и вскрытые тайники, и проживание в течение нескольких дней. Все сходится.

— Не совсем, — покачал головой Громов, — мотива не вижу.

— Как это? — брови Иванцова вскинулись вверх. — Явился домой, а здесь такое творится. Жена родила, и притом от собственного отца. Никто, оказывается, его не ждал. Обида, если хотите.

— Человек, назвавшийся Каарлом Грубером, явился в места, где раньше проживал, три месяца назад, и ты думаешь, что все это время наблюдал за мызой Соостеров? — Кирпичников обращался к Евгению.

— Почему бы и нет.

— Тогда, — Аркадий Аркадьевич умолк, проведя указательным пальцем по губам, — я видел фотографические карточки в мызе Соостеров. Нет ли там нашего «героя»? Юрий Иванович, давайте с утра навестим место преступления. Сегодня уже поздно. Может быть, — у нас будет не только словесный портрет, но и фотографический.

Эстонец кивнул.

На место преступления выехали на рассвете, когда восток осветился еще не показавшимся над горизонтом солнцем. Не потерявшие траурного окраса, медленно ползли по небу маленькие облака. Ветер даже не пытался шевелить еще не проснувшиеся от спячки почки и распускающиеся листья на ветвях деревьев.

— Аркадий Аркадьевич, вы не забыли про Кукка? — на очередной ямке спросил Юрий Иванович.

— Нет, — сухо ответил Кирпичников, — после мызы Соостеров посетим вначале улицу Пикк, там выясним кое-что, а уж потом найдем нашего дорогого Якоба.

— Вы думаете, он тоже замешан в это дело?

— Что-то мне подсказывает, он знает больше, чем говорит.

Фотографические карточки висели на стене, на одной из них была Вену в традиционном эстонском платье, с множеством украшений в виде бус и с венком из цветов на голове. Глаза светились, и на устах красовалась улыбка, которая останется, пока карточка не рассыплется в прах. Рядом стоял мужчина чуть пониже женщины, с круглым лицом, горделивым взглядом, прямым носом.

— Грубер, — то ли спросил, то ли констатировал Кирпичников.

— Судя по карточке, — Юрий Иванович снял со стены, — свадебная. Дочь Соостера Вену и, видимо, Каарл Грубер.

— Может быть, не он?

— Нет, Вену была замужем один раз. Если это она, то рядом Каарл.