Песах Амнуэль - Искатель, 2019 № 03

Корсаков тронул Рыжуху коленями и направил ее к следующему пологому холму с чахлыми кустами тамариска на вершине. Только заехал за холм и критически присмотрелся к начинающемуся за ним такыру, как со стороны обоза раздался топот копыт, будто целый табун поскакал. Над холмами прокатился гулко ружейный выстрел, затем второй. Закричал возмущенно профессор, вдруг замолчал, зато завыли-запричитали башкиры, нанятые землекопами.

Тут похолодел Корсаков: по такыру между холмами застучали копыта одиночного всадника, и звук приближался. Тотчас же слетел он с Рыжухи, присел за кустики саксаула и ее потянул вниз. Прошептал:

— Ложись…

Рыжухины глаза-сливы взглянули на него недоуменно, она махнула хвостом. Студент схватился за голову, обнаружил на ней приметный белый шлем и стащил. Туг же вспомнил:

— Лягай…

Она и легла послушно и снова удивилась, когда он, поставив шлем позади себя, стиснул руками ей челюсти. Тем временем копыта поцокали-поцокали за холмом, потом удалились. Замолкли. Корсаков перевел дух, но лошадиную голову не отпускал.

Восточный закат уже запылал, окрасив багряно окрестные холмы, когда со стороны обоза раздались гортанные крики, топот копыт, потом все снова стихло, только вороны закаркали. Над холмами поднималась жидкая струйка дыма. С Рыжухой в поводу, Корсаков осторожно приблизился к подножию могилы Дустуна.

Первым делом он прогнал воронов, уже усевшихся на безголовые, раздетые и босые трупы профессора Звягинцева и башкира — судя по стариковскому тучному телу, был то старший над землекопами. Возможно, они сопротивлялись или, что вероятнее, показались степным хивинским хищникам негодными для продажи в рабство. Головы профессора и башкира исчезли, равно как и все остальные люди, лошади, верблюды и имущество археологической экспедиции. А горели бумаги и ненужные диким степнякам инструменты. Корсаков не стал их тушить, а бессильно, парализованный ужасом, свалился у костра. И только когда надавила ему бок кобура с двуствольным пистолетом, вспомнил о ней. Покойный профессор и попавший в азиатский плен адъюнкт тоже были вооружены, но оторопели, наверное, как и он.

Очнувшись среди ночи, Корсаков расседлал и отпустил пастись лошадку, спрятал седло и саквы в кустах, а сам залег в стороне от тракта. До рассвета он продумал ситуацию, оценил все обстоятельства и принял решение. От экспедиции только и осталось, что он, Рыжуха, два безголовых трупа да тысяча рублей ассигнациями в саквах, страховая сумма, на всякий случай врученная перед отъездом заботливым отцом. Но если по-умному повести себя с начальником транспорта, подполковником Алябьевым, то можно нанять у него саперную команду и десяток-другой пехотных солдатиков для охраны, быстро, не щадя чувств коварных и злых кочевников, раскопать могилу, а все найденное увезти в Петербург. Уж если прав был бедный профессор Звягинцев и он всего лишь не самый успешный студент-третьекурсник, а в стилях древнего искусства и вовсе не разбирается, то в Питере найдется специалист, способный оценить находки.

Как только развиднелось, Корсаков поднялся на могилу Дустуна осмотреться. Рассыпанные вокруг основного сооружения поздние мусульманские надгробные памятники, как назвал их вчера профессор, его не интересовали. Он присматривался к глиняному мавзолею. Вчера профессор сказал, что изделия из глины датировать почти невозможно, а если в данном случае постройка похожа на греческий саркофаг, то сходство вполне может быть случайным. Корсаков в жизни не видел ни одного греческого саркофага, ему мавзолей Дустуна издалека напомнил скорее корону, а вот сейчас, вблизи, — верхнюю часть крепостной башни, только не круглой, а квадратной. Он обошел глиняную уродину, стараясь не смотреть в ту сторону, где валялись безголовые тела, и определил место, откуда надо будет начать подкапываться под мавзолей, да так, чтобы эта руина совсем не завалилась.

И все удалось этому вообще удачливому, как выяснилось, студенту. Он дождался транспорта, а покидая укрытие, увидел, как над останками профессора и старика-башкира воздел руки к небу подполковник Алябьев. Когда подходил к нему Корсаков с Рыжухой в поводу, подполковник как раз перешел от нечленораздельных ругательств к вполне уже понятным будущему автору «Лексикона русского уголовного арго». При виде живого и на свободе члена экспедиции лицо начальника транспорта прояснилось. Корсакову удалось убедить его оставить на раскопках саперную команду и полувзвод солдат-пехотинцев, а для перевозки выкопанных археологических ценностей до Оренбурга — две уже опорожненные телеги для провианта. Помогло делу и пожертвование — на словах в кассу 22-го пехотного полка, а там кто знает? — четырехсот рулей ассигнациями. Каждому саперу было обещано по три рубля, двум возчикам-башкирам и каждому пехотинцу — по рублю.

Однако начали с похорон. Оказалось, что птицы успели изрядно подпортить тела.

— Вам, милостивый государь, повезло, что на вороний грай не заявился тигр. Вообще-то здешние тигры промышляют овец и телят у киргиз-кайсаков, но и трупы обгрызают в охотку, — заметил подполковник.

Грамотный солдат-сапер достал из походной сумки маленькую «Псалтырь» и прочитал, запинаясь, начало 118-го псалма. Один из башкир пробормотал мусульманскую молитву, а Корсаков —

Переглянувшись с Корсаковым, подполковник Алябьев дал знак унтеру, старшему саперов. Зашуршала сухая земля, засыпая высунувшиеся из-под дерюги бледные ноги профессора Звягинцева. В красно-черных дырах на них видны были белые кости. Корсаков отвел глаза. Он понятия не имел о религиозных убеждениях Серапиона Митрофановича, но пообещал себе, что попы его еще обязательно отпоют. Пусть и в самой дешевой церкви, университетской.

Завершив погребение, саперы тотчас же переключились на раскопки. В первый же день они прошли примерно треть шурфа, при этом землю вытаскивали ведром на веревке, а на крепление сводили остатки окрестного тощего саксаула. На третий день, когда транспорт уже покинул место дневки, лопата ударила по каменной доске. Корсаков, спустившийся вниз с зажженным факелом, обнаружил на ней выпуклости и распорядился обкапывать находку. Выяснилось, что это крышка каменного гроба, саркофага, собственно. Провидцем оказался покойный профессор Звягинцев!

На следующий день саркофаг, обвязанный веревками, вытащила из шурфа четверка лошадей, поддержанная усилиями саперов и пехотных солдат. Когда со стенок каменного гроба перестали ссыпаться струйки сухой глины и песка, Корсаков увидел на них барельефы людей и растений смутно знакомого рисунка. Вшестером саперы подняли и сняли каменную крышку. Внутри оказался огромный скелет в обрывках кожаных одежд, вокруг валялись золотые бляшки, сохранилась и золотая оковка ножен меча и колчана.