Георгий Ланской - Синий лед

Воспоминания о неудачном романе оказались неприятными, и Саша вернулась из мира грез, споткнувшись взглядом о лицо Никиты, еще одного бывшего, потерянного, далекого и такого желанного. А он, уже мысленно улетев в тщательно выстраиваемую конструкцию грядущего репортажа, осведомился:

— А Коростылев после еще долго преподавал?

Саша пожала плечами.

— Знаешь, нет. На последнем курсе его уже не было, точно знаю. Он бросил университет и открыл свой салон. А после выпуска Лика сразу устроилась к нему на работу. Хотя, погоди, я припоминаю, что она работала там даже раньше, приходила по вечерам…

Никита хмыкнул, и на его губах появилась неприятная сальная улыбочка.

— Похоже, у твоей подруги и Коростылева был роман.

Саша выпучила глаза и замахала руками, отгоняя эту глупую мысль.

— У Якова Семеновича и Лики? Да ну, глупости! Он же совсем старый!

— Саш, ему сейчас было бы шестьдесят три года, — снисходительно пояснил Никита. — А тогда было почти на десять лет меньше. Может, я тебя удивлю, но пословицу «седина в бороду, бес в ребро» придумали не просто так. Подумай сама: Лика стащила у Коростылева ценность, была поймана на месте преступления, рассказала байку об умирающей бабушке, и была не просто прощена, но даже устроена на работу. Если бы у тебя сперли фамильную диадему, а потом валялись в ногах, мол, бес попутал, ты бы с этим человеком общалась дальше, даже если б простила?

Саша задумалась, а затем неохотно согласилась, раздосадованная тем, что Никита, привыкший видеть в людях гадости, додумался до того, что ей никогда не приходило в голову. Вот только согласиться с этим было выше ее сил.

— Вряд ли, — созналась она. — На подобное мое благородство не распространяется. Может, простила бы, но к себе на работу бы точно не взяла.

— А он взял. И я сильно сомневаюсь, что ему не донесли о подлинном состоянии здоровья Ликиных родственников. Но, тем не менее, она устроилась к нему еще до выпуска, и проработала все время на одной должности.

— У нее парень есть! — возмутилась Саша.

— И что? Давно у нее парень появился? Хотя, это не важно. Если Лике пришлось отрабатывать свою провинность, парень вряд ли Коростылеву бы помешал. К тому же, вспомни, ему на момент убийства было за шестьдесят. Пыл угас, но Лика осталась работать с ним, потому что, как бы это не мерзко звучало, они друг другу не чужие люди.

Саша покачала головой. Эта версия показалась ей сомнительной.

— И она так ненавидела Якова Семеновича, что, вытерпев столько лет, решилась на убийство? Не верю!

— Не только на убийство, — жестко сказал Никита, и от его тона повеяло изморозью, — но еще и на ограбление. Вспомни: Коростылеву принесли чайную шкатулку, которая, как я думаю, до того принадлежала убитому за день до того в электричке бизнесмену Панарину. Ты уверена, что шкатулка не представляла особой ценности?

— Уверена, — сурово сказала Саша, ни на минуту не задумываясь. Шкатулка из красного дерева вдруг ожила в памяти, и она невольно дернула рукой, вспоминая, как пальцы гладили гладкие, лоснящиеся лаком бока. — Даже если она подлинная, больше двухсот… ну, трехсот тысяч она не стоила. И то с натяжкой. Максимум — сотня, сто пятьдесят…

Никита, упорно отстаивая свою версию, сдаваться не желал и с надеждой спросил:

— А если шкатулка принадлежала какой-нибудь значимой личности? Царю, например?

Саша усмехнулась. Все-таки есть отрасли, в которых Шмелев был полным профаном, и это давало возможность снисходительно растолковывать ему все тонкости ее ремесла. По большому счету Саша уже давно не считала журналистику профессией, не без основания полагая, что все эти люди плавают по верхам, и даже Шмелев, проныра из проныр, болтался где-то рядышком, не удосуживаясь нырнуть поглубже, если этого не требовал материал. Вот и сейчас, уперевшись рогом в версию о мнимой ценности шкатулки, он явно хотел свернуть на авантюрную дорожку кладоискателя, выдав читателям захватывающий триллер о пропавших царских сокровищах.

— Я не заметила на ней имперских гербов. Никит, — спокойно объяснила Саша. — Чайные шкатулки мастерской Ружа в конце девятнадцатого, начале двадцатого веков были широко распространены. Практически, в каждом приличном доме имелась такая вещица. Это ширпотреб, доступный даже зажиточным купцам.

— Пусть так, — упрямо возразил он. — Но при обыске салона шкатулки не нашли. Ты сама сказала, что Лика о ней не вспомнила.

Саша развела руками.

— Коростылев мог ее продать в тот же день в обход Лики. Или унести из салона куда угодно. Не думаю, что Лика польстилась на вещь, которую потом еще и нужно куда-то пристроить, в то время, как у нее под руками были деньги и золото. Так что выброси из головы шкатулку. Я думаю, дело не в ней. И в вину Лики я не верю.

— У ментов какие-то улики есть, — отмахнулся Никита, но Саша, представив подругу в беде, произнесла срывающимся голосом.

— Возможно, Лика впуталась во что-то ужасное. К примеру, проболталась парню своему, а тот кому-то еще. Кто знает, может ее уже… того…

Лика, безалаберная, легкомысленная идиотка, вдруг предстала перед Сашиным взором мертвой, и от жалости к ней, а еще немного к самой себе Саша всхлипнула, в глубине души надеясь, что сейчас ее бросятся утешать. Мальчик Гриша на причитания не отреагировал, занятый колупанием в собственной кормушке, а вот Никита, давно уже не мальчик, бросился к Саше и стал обнимать, гладить по голове, как маленькую, шепча на ухо милые глупости, как в старые времена. И Саша сама не поняла, как вцепилась в Никиту, словно в спасательный круг, успев прошептать только:

— Я скучала…

После ничего уже не следовало говорить, да и не хотелось, потому что руки по привычке вцепились друг в друга, а пересохшие губы потянулись друг к другу. В животе потянулась и заворочалась позабытая сладкая истома предвкушения, безжалостно разрушенная дверным звонком. Саша испуганно отпрянула от Никиты, припомнив: он ждал другую, и эта другая сейчас стоит под дверями.

— Наплевать, — прошептал Никита и потянулся к Саше, но та отодвинулась, чувствуя себя несчастной дурой. Несколько мгновений Никита глядел на нее, а затем его губы зло дернулись в ответ на звонок. Резко встав с места, он направился в прихожую.

Саша поднялась, торопливо поправив одежду, и вышла навстречу неизбежности.

В прихожую ворвалась неизвестная блондиночка, пухленькая, хорошенькая, с глубокими ямочками на щеках и искристыми голубыми глазами. Никита стоял болван болваном, а блондинка повисла у него на шее и чмокнула в щеку, не замечая Саши.

— Привет, — прощебетала она. — А я так замерзла пока доехала, так замерзла. Наступила в лужу, сапог промочила, гляди… А грязь какая… Надо было Юльку попросить, чтоб отвезла, но у нее дела. А на такси чего тратиться, когда маршрутки ходят… А это кто?