Ольга Невзорова - Мы были чуть знакомы…

Людмила появилась возле постели Андрея только к обеду. Прежде, чем накормить его, она сначала вынесла переполненное судно (Андрей до сих пор испытывал неловкость во время этой процедуры, глядя, с какой брезгливостью сжимают несуразную посудину ухоженные пальчики жены). Затем Людмила сходила на кухню, и вскоре Андрей ел самый настоящий суп. Правда, растворимый из пакетика. И всё-таки это была уже не каша!

Радуясь своей маленькой победе, Андрей с удовольствием опустошил тарелку. Может, он зря накручивал себя и всё обстоит на самом деле не так уж плохо? Вот только что делать с поруганным самолюбием, которое не купишь за миску супа? В отличие от хозяина, оно не дремало и требовало немедленного разъяснения ситуации. Что ж, была, не была…

— Люда, подожди, — собрался он с духом, когда жена хотела унести пустую тарелку из комнаты. — Я хочу поговорить с тобой.

Людмила остановилась и заинтригованно обернулась.

— О чём?

— О нас… — Андрею пришлось сделать над собой усилие. — Скажи: как давно это у вас началось? Я имею в виду Олега.

— Что началось? — Людмила округлила глаза, сделав вид, что не понимает вопроса. — При чём здесь Олег?

Андрей и не надеялся на лёгкое признание.

— Я хочу знать, когда вы с моим братом успели стать любовниками! — повторил он.

Поднос в её руках предательски дрогнул. Однако она быстро овладела собой и даже попыталась придать своему лицу что-то очень похожее на возмущение.

— Да ты совсем рехнулся! Похоже, тебе в аварии последние мозги отшибло!

— Знаешь, Людочка, — возразил Андрей, очень кстати вспомнив обидную реплику старшего брата. — Я хоть и чурбан с глазами, но не дурак. Я прекрасно знаю, что Олег бывает здесь довольно часто, особенно по ночам. Судя по вашему смеху и протяжным стонам за стеной, вы неплохо проводите время.

Людмила на мгновение растерялась, не ожидая от Андрея столь откровенного выпада. Её испуганный взгляд беспомощно заметался по комнате. Но она очень быстро взяла себя в руки. По её губам скользнула нервная, брезгливая усмешка. Должно быть, здравый смысл взял над паникой верх и подсказал, что отрицать очевидные факты крайне глупо.

— Так ты ещё и подслушиваешь?

— Просто не ем таблетки, которые ты мне даёшь.

— Понятно, мазохизмом, значит, занимаешься. — Людмила поставила поднос на тумбочку и демонстративно скрестила на груди руки.

— Да, представь себе, мы с Олегом любовники! — заявила она с вызовом. — Ты это хотел услышать?

Андрей сделал успокаивающий жест рукой:

— Расслабься, Люда, я знаю это и не собираюсь тебя осуждать. Учитывая моё нынешнее положение, ты вовсе не обязана хранить мне верность. — Он сделал паузу, а затем добавил: — Но… пока мы живём под одной крышей, я хочу, чтобы ты хоть немного считалась со мной.

— И что же тебя не устраивает? — спросила Людмила.

— Ты не должна водить своих любовников в наш дом. Мне это неприятно.

Ладони Людмилы сомкнулись в звучном хлопке, она наигранно прижала к груди руки:

— Вот так новость! А мне казалось, что я тоже хозяйка в этом доме! — Её глаза по-кошачьи сузились. — Нравится тебе или нет, Андрюша, но пока я здесь живу, тебе придётся мириться и со мной, и со всеми моими любовниками, точно так же, как я мирюсь с твоими вонючими горшками.

Андрей на это только горько усмехнулся: что ж, она права. Но ведь бывали времена, когда и он ухаживал за Людмилой, лелеял и берёг, как самое бесценное сокровище на свете. Помнит ли она об этом? Едва ли. Добро забывается быстро. Особенно если считать его чем-то само собой разумеющимся. А впрочем, что такое сломанная лодыжка в сравнении с пожизненной инвалидностью? Сущий пустяк!

К сожалению, самопожертвованию не учат в школе. Это добровольный выбор души и сердца. Он либо есть, либо его нет. И не ему судить свою жену, которая так же далека от этого понятия, как Москва от Копенгагена.

— Думаю, что горшки — не самая страшная проблема, — сказал он. — Достаточно нанять сиделку или позвать на помощь мою мать.

— А вот это видел? — Людмила энергичным жестом сунула ему под нос кукиш. — Мне тут ещё твоей мамаши не хватало! А насчёт сиделки я тебе вот что скажу: с твоим пособием по инвалидности подтирай себе зад сам!

Она гордо вскинула голову, давая тем самым понять, что не намерена подчиняться всем его требованиям.

По телевизору что-то говорили о коварстве кариеса и вреде пародонтоза. С экрана счастливо, во весь рот улыбался белозубый паренёк в окружении целой свиты зубных врачей, грудью вставших на защиту единственного в клинике пациента. Но несмотря на хвалебную песнь очередной чудо-пасте, реклама почему-то мягко наводила на мысль о переизбытке в стране зубопротезных кабинетов.

Андрей поморщился — ему вполне хватало и своей «зубной боли». Он щёлкнул пультом — изображение погасло.

— Хорошо. — Его взгляд был прикован к тёмному экрану. — С горшками всё более или менее ясно. Но хотелось бы вернуться к главному вопросу.

— Ты о любовниках? — Людмила коротко хмыкнула: — В отличие от тебя, я здоровый человек, и мне нужен мужчина, который будет приходить сюда, как только я этого захочу. Ведь это и мой дом тоже. Ты меня хорошо слышишь, Андрюшенька?

Андрей был возмущён. Ему невыносимо хотелось обозвать жену грязной похотливой шлюхой, но вместо этого он только опустил голову и, не глядя на Людмилу, сдержанно промолвил:

— Ты бы хоть извинилась для приличия.

— Зачем? — усмехнулась Людмила.

— Затем, что, несмотря на наши разногласия, я всё-таки твой муж. — Он поднял на неё глаза. — И я ещё живой.

Изящные губки Людмилы презрительно скривились:

— Да лучше бы ты сдох! — выпалила она, и Андрею вдруг почудилось, будто под гнилой корягой прошипела ядовитая змея.

Андрей с сожалением смотрел на жену, которую до недавнего времени чуть ли не боготворил:

— За что ты меня так ненавидишь?

— За то, что ты остался жив.

Андрей выдавил из себя жалкое подобие улыбки:

— Спасибо за откровенность.

Он умолк, припоминая, какое сегодня число: кажется двадцать девятое. До Нового года осталось совсем ничего.

— А знаешь что? — тихо добавил он. — Загадай себе под бой курантов желание, чтобы меня не стало. Говорят, если чего-то очень сильно желаешь, это обязательно сбудется.

— Это будет первое, что мы с Олежкой сделаем за новогодним столом, — пообещала Людмила.

Андрей закрыл глаза: Господи, как же трудно сдерживать клокочущую внутри себя ярость, обиду, боль! Трудно и непонятно, почему любимая женщина с такой лёгкостью предала, променяла его на другого? Что он сделал не так? Вроде бы не пил, вниманием и лаской не обделял, хорошо зарабатывал, на чужих баб не заглядывался. Чего же ей не хватало? Впрочем, в сказку об их духовной несовместимости и тонкой душевной организации жены тоже верилось с трудом. Наверное, сам чёрт не разберёт этих женщин! Как бы сказал в таком случае Ромка Нефёдов: «С жиру бесится» — и будет наверняка прав. Но, скорее всего, она попросту никогда не любила Андрея. Вот и весь сказ.