Анна Акимова - Зависть кукушки [litres]

– Невмоготу, – призналась я. – Подташнивает.

– Тогда чай, и побольше… – он придвинул мне кружку чаю с лимоном, сел за стол напротив меня и скомандовал:

– Давай рассказывай. И попробуй соврать – убью!

– Эд, потише, – попросил Витя. Они с Эдькой переглянулись и уставились на меня. Тут даже до моих еще не совсем прояснившихся мозгов дошло: происходит что-то странное. В их взглядах читалось непонятное осуждение и… неприязнь, что ли… Как будто я сделала что-то ужасное, стыдное и теперь должна оправдаться, они ждут…

– Мы ждем, – как будто озвучил мои мысли Эдька.

– Слушайте, ребята, я что-то ничего не понимаю, – сказала я. – Может быть, сначала вы мне объясните, что происходит? Эдя, как вы вчера с тетей Женей очутились у меня? Я что, успела позвонить? Мне стало плохо, но я ничего больше не помню…

– Не помнит она! – взвился Эдька и грохнул по столу кулаком, так, что подпрыгнули все кружки и ложки. – Не помнит! А это ты в беспамятстве накорябала?!

Он схватил какой-то лист бумаги, лежавший на подоконнике и помахал им перед моим носом.

– Эд, спокойнее, – опять попросил Витя и обратился ко мне: – Груня, объясни нам, пожалуйста, что это такое?

Я взяла листок и поднесла к глазам. Это был обычный лист бумаги для принтера. Пачка такой бумаги лежит у Сергея в столе. Несколько строк, отпечатанных на принтере, шрифт крупнее обычного. Это было немного похоже на объявление, какие лепят на дверях подъезда. Я стала читать.

«Прошу в моей смерти никого не винить. Я ухожу добровольно, чтобы хоть как-то искупить свою вину. Сережа, любимый, надо во всем признаться, раскаяться. Мы с тобой натворили много бед. Молю бога, чтобы на том свете он позволил мне встретить Володю, Юрия Григорьевича и Наташу и вымолить у них прощения. Покайся и ты, и бог нас простит. Твоя Гретель».

Я прочитала этот странный текст и подняла глаза на парней. Это что, шутка такая? Изощренное издевательство? Нет, они не способны на такое, даже хамоватый и циничный Эдька, не говоря уже о Вите… Они смотрели на меня, у Эдьки было злое и непримиримое лицо, а у Вити – тревожно-недоумевающее, и они действительно хотели, чтобы я объяснила…

– Откуда это?.. – с трудом выговорила я. Больше ничего сказать я не могла, у меня не было ни слов, ни мыслей, только дикий ужас перед чем-то непонятным. Я что, схожу с ума?..

Наверное, выражение моего лица было красноречивее слов, потому что Витя сказал:

– По-моему, она ничего не понимает. Эд, расскажи ей…

Они снова переглянулись.

– Думаешь? – спросил Эдька.

– Что-то тут не так, – сказал Витя, внимательно глядя на меня. – Расскажи все с самого начала, и будем разбираться вместе…

Эдька поморщился, посопел и поведал странную, почти мистическую историю:

Вчера вечером, когда Эдька и тетя Женя мирно сидели на кухне за ужином, совершенно неожиданно упала картинка, висевшая на стене над кухонным столом. Эту картинку, маленький этюд, изображающий гроздья красной смородины в густых темно-зеленых листьях, я когда-то подарила тете Жене на Восьмое марта. Тете Жене этюд очень понравился, и она повесила его там, где чаще всего пребывала – в кухне, над обеденным столом. Там картинка и висела мирно несколько лет, а вчера вдруг по непонятной причине упала. Эдька уверял, что это случилось из-за него, дескать, он так кашлял, что тряслись стены. Но я убеждена, что картинку сбросил со стены мой ангел-хранитель, потому что, если бы она не упала, я уже была бы мертва…

Словом, картинка слетела со стены и завалилась за кухонный диванчик. Тетя Женя всполошилась и, сколько Эдька ни уверял ее, что этой фигне ничего не сделается до утра, заставила его оторвать задницу от стула и отодвинуть диванчик. Вместе с картиной она извлекла из-за диванчика еще и мою кофту. Ту самую, которую я зову «маминой».

Тут я было удивилась: как это моя кофта могла оказаться в таком неожиданном месте? Но тут же вспомнила… В тот день, когда по моей вине случилась беда с Сережкиной бабкой, я прибежала к Эдьке за помощью, ревела, и он заставил меня выпить «душеукрепляющее». Мне тогда стало очень жарко, я скинула кофту и бросила ее на спинку кухонного диванчика, откуда она, наверное, и сползла на пол. А я, будучи в неадекватном состоянии, забыла про нее, а потом и не вспоминала, потому что на улице потеплело и теплая кофта стала не нужна…

Обнаружив кофту, тетя Женя всполошилась еще больше и вознамерилась немедленно вернуть мне мою вещь. Эдька и тут пробовал отговорить ее, убеждал подождать до утра, но тетя Женя, дай ей бог здоровья, не согласилась и побежала ко мне. Она звонила и колотила в мою дверь, но я не отзывалась.

Призванный на подмогу Эдька предположил, что меня нет дома, и опять стал убеждать мать отложить возвращение блудной кофты до утра. Но тетя Женя не поддалась. Наверное, мой ангел хранитель, махнув рукой на толстокожего Эдьку, толкал ее под ребро и не давал угомониться. Она точно знала, что я дома, она слышала из-за стенки, как я возилась на кухне, свистела краном, щелкала выключателем… И то, что я не открывала им дверь, беспокоило ее.

Эдька позвонил мне на мобильник, и они с тетей Женей услышали, как мой телефон поет за дверью. Стало ясно, что я все-таки дома. Тут тетя Женя встревожилась уже не на шутку и погнала Эдьку за ключом от моей квартиры, который всегда висел на гвоздике у них в прихожей.

Зайдя в мою квартиру, Эдька и тетя Женя обнаружили меня лежащей на диване без сознания, а на столике рядом лежала «предсмертная записка», придавленная пузырьком от препарата, вызывающего в больших дозах потерю сознания и смерть.

– Вот эта хрень как к тебе попала?! – загремел Эдька, схватив с подоконника аптечный пузырек из темного стекла и потрясая им перед моим носом.

– Этим же препаратом были отравлены Серегин отец и его жена, – тихо сказал Витя.

Я молчала.

– Эд, не кричи на Грунечку, – вступился за меня Витя, увидев, что Эдька открывает рот для новых воплей. – От твоего рыка толку все равно нет.

Эдька осекся, перевел дух и уже спокойно закончил рассказ:

Тетя Женя кинулась было вызывать «Скорую помощь», но Эдька ее остановил. Во-первых, он знал, как суицидный диагноз осложнит мою жизнь в будущем, во-вторых, даже увидев своими глазами записку, даже прочтя ее и поняв ее смысл, он не смог до конца поверить, что я и Сергей могли сделать то, о чем шла речь. Словом, он не захотел сдавать меня правоохранительным органам и принялся реанимировать меня сам…

Только тут я в полной мере поняла, что сделал для меня Эдька. И чуть не заплакала, когда он сказал: «Не смог поверить». И поклялась, что никогда не забуду ему этих слов.

– Эдя, – сказала я. – Спасибо тебе и тете Женечке! Эдя!..

– Ну наконец-то удостоился «спасиба», – заворчал Эдька. – Может, наконец, и объяснишь хоть что-нибудь? Хотя бы в качестве благодарности!..