Анна Акимова - Зависть кукушки [litres]

Лет пятнадцать спустя он приехал в Москву по делам бизнеса и неожиданно встретил там Петю Ильина. Петя, которого он помнил мальчиком, теперь был взрослым мужчиной, он тоже приехал в Москву по делам – завод, на котором он работал главным инженером, собирались закрывать, и он пытался это предотвратить. Они с Петей обрадовались друг другу, зашли в кафе, немного выпили вина, стали вспоминать прошлое. Он осторожно спросил Петю о Маше, и Петя ответил, что Маша умерла от родов, уже давно.

Известие потрясло его. С ним почти случилась истерика. Он сидел и, глотая слезы, повторял: «…это я виноват, я виноват, я виноват!»

Петр недоуменно смотрел на него, потом осторожно спросил, в чем, собственно, его вина? И он ответил прямо:

– Это был мой ребенок. Я бросил Машеньку, сбежал! А она погибла…

Еще несколько мгновений Петя смотрел на него непонимающими глазами, а потом лицо его начало пугающе меняться, каменеть. Он резко встал, достал бумажник, бросил на стол купюру. Потом в упор взглянул на него. На какое-то мгновение ему показалось, что его сейчас ударят. Но Петя сдержался, только сказал:

– Маша была моей женой и умерла, рожая моего ребенка. – И ушел.

Только тут он понял, какую чудовищную бестактность он совершил. Видимо, после его отъезда Маша вышла замуж за Петю, скрыв от него свои отношения с ним, Лешковским. А потом умерла в родах, и Петя считал этого ребенка своим. А он невзначай выдал ее тайну! Но он же не знал, что Маша и Петя поженились!

Что ж, что случилось, то случилось. Маше он своей глупой откровенностью повредить уже не мог, а вот Пете, конечно, добавил огорчений.

А ребенок? Если ребенок остался жив и считает Петю своим отцом, он осложнил их отношения, и тут уже ничего не поправишь…

Он уехал обратно в Америку и с тех пор много лет живет с чувством вины. Он виноват перед всеми, но судьба уже наказала его. Он болен, онкология в терминальной стадии, осталось недолго. Он скоро увидится с Машей и сам попросит у нее прощения…

Нина Владимировна замолчала, из глаз ее снова покатились слезы. Я сидела молча.

– Он заканчивал письмо словами: «Ниночка, прости меня!» – Она вытерла глаза и продолжала: – Я помню, как Петя вернулся тогда из Москвы. На нем лица не было, ходил чернее тучи. Я-то думала, что он такой из-за неудачной командировки, ведь завод его в скором времени закрыли, он долго мыкался тогда без работы… Значит, причина была в ином, он узнал про Вовку… Но он тогда никому не сказал ни слова…

– И вот тогда, – продолжала Нина Владимировна, – после этого письма, я и сделала эту чудовищную ошибку – я написала Лешковскому, что он все неправильно понял, Маша умерла, рожая второго ребенка, отцом которого действительно был Ильин, а его, Лешковского, сын родился вполне благополучно, он чудесный мальчик, впрочем, уже вполне взрослый мужчина, красивый, умный, талантливый, похожий на него как две капли воды.

Я послала ему фотографию Володи. Мне хотелось его поддержать, понимаешь? Ну и похвастаться, конечно, Володькой. Пусть завидует и жалеет, что бросил такого сына!

В ответ он написал только одно слово: «Спасибо». А через некоторое время пришло известие о его кончине, и о том, что он завещал Володе свое состояние.

Нина Владимировна замолчала и устало откинулась на подушки.

– А Володя узнал, что Лешковский его биологический отец? – спросила я.

– Да, я рассказала. И я убедила его принять наследство. Мне так хотелось, чтобы у него все было, чтобы он никогда ни в чем не знал отказа, чтобы у него были большие возможности, понимаешь? Возможности, которые бывают только при таких деньгах!

– И как он к этому отнесся? – снова спросила я.

– Не так, как бы мне хотелось… Он уступил мне; после того, как я сказала, что с такими деньгами он сможет помогать семье, помогать Ильиным, он согласился принять наследство. Но он не стал счастливее, наоборот. В нем как будто что-то сломалось… Я думала, что это временно, что это пройдет… – Она снова замолчала и бессильно откинулась на подушки, закрыв глаза и тяжело дыша. Потом тихо сказала: – Ах, если бы в тот момент, когда я писала то проклятое письмо, у меня случился инсульт или инфаркт! Володя сейчас был бы жив…

Я дернулась было, чтобы возразить, но она жестом остановила меня.

– Я знаю, Грунечка, что ты сейчас скажешь. Что я не виновата, да? Я и сама хотела бы так думать, только не получается…

Ты помнишь сказку «Снежная королева»? Там мальчику попал в глаз осколок кривого зеркала, и ему стало казаться, что розы червивые, а его подружка уродина. А потом он выплакал этот осколок, и все встало на место. Вот и я так много плакала за это время, что кажется, что-то выплакала из себя и теперь вижу все в ином свете.

То, что я сообщила Лешковскому о Володе – это только последняя точка моего пути вот к этому несчастью. А первый шаг сделан давным-давно, еще до рождения Володи. И шагов этих сделано много, ох, как много!

Зачем я заставила Машу обманывать Петю? Боролась за честь семьи? Хороша честь! Я все думаю теперь, почему я была так уверена, что это Петя заставил Машу родить второго ребенка по каким-то корыстным мотивам? А может, все было наоборот? Может быть, это Маша старалась искупить свой обман? Или, допустим, она боялась, что Петя все узнает, уйдет от нее и старалась привязать его таким образом? Почему я не подумала, что она просто любила Петю и боялась его потерять?

И зачем я так старалась оторвать Володю от Пети? Наверное, мама, мудрая женщина, была права, когда запретила мне забирать его после смерти Маши. Может быть, Володя и был таким светлым и добрым человеком, потому что вырос рядом с Петей?.. А дети, которые росли рядом со мной – Женя, Лера, – выросли пустыми эгоистами… И Сева… Сева тоже рос рядом со мной…

То, что я, а за мной и все остальные, поверили в Сережину вину – закономерно. У меня просто в подкорке сидело, что он во всем виноват – в смерти Маши и мамы, в разбитых статуэтках, в том, что мне не нравится его отец, в том, что мне не нравится он сам. Остальные дети чувствовали мою неприязнь к Сереже и травили его. Мама мне не раз об этом говорила, но я пропускала мимо ушей. Видимо, у всех остальных тоже засело в подкорке: если кто-то виноват – то это Сережка. Всеволод, видимо, это учел…

Нет, здесь много моей вины, ох много… Если бы можно было вернуться назад, я бы многое исправила, но время не повернуть… Кайся, не кайся, Володю не вернуть, Юру не вернуть, и Сергей меня не простит, у него накопилось много обид… Слава богу, что обвинения с него сняты, я очень хочу, чтобы у него все было хорошо… Как ты думаешь, Груня, Сережа и его отец, они согласятся принять эти… проклятые деньги, ведь они – Володины наследники…

– Думаю, что нет, – сказала я.