Анна Акимова - Зависть кукушки [litres]

– Вот и я думаю, что нет. И что теперь с ними делать? Как бы они не натворили новых бед…

– Наверное, ими все-таки придется распоряжаться вам, – сказала я. – Вы глава семьи, с вашим мнением все согласятся. Может быть, вам стоит основать благотворительный фонд? Чтобы эти деньги приносили добро?..

– Идея хорошая, – раздумчиво сказала Нина Владимировна. – Только вот сил совсем нет.

– Силы найдутся, – убежденно сказала я. – Мне кажется, Володе это понравилось бы…

В вестибюле кардиоцентра я нашла кофейный автомат и купила стаканчик «американо». Мне срочно нужно было выпить чего-нибудь горяченького. Меня бил озноб, как будто из меня выкачали всю энергию. Мне тяжело дался разговор с Ниной Владимировной, хотя в основном я только слушала. Я не готова была к исповеди, я не священник и отпущения грехов ей дать не могла. Я чувствовала, что она ищет помощи, но чем я могла ей помочь? И чем утешить? Сказать, что все хорошо, что она ни в чем не виновата, и все ее простят? Но это неправда, Володю не вернешь, Юрия Григорьевича тоже. И перед дочерью она виновата, и перед Сережиным отцом. И Сергей ее не простит. Только не за детские обиды, как она думает, и не за то, что помогла засадить его в тюрьму. Сережка достаточно великодушен, чтобы все это забыть. Он не простит ей одного – Ольгу… Кстати, в нашем с ней разговоре она ее даже не упомянула, как будто не было такого человека в ее жизни… Ладно, бог ей судья.

И все-таки она мне чем-то импонировала, эта старуха, я сама не могла понять – чем. Наверное, тем, что, оказавшись на развалинах своей жизни, она винила и казнила только себя. И еще – все-таки она была Сережиной бабкой, и в нем текла ее кровь…

На следующее утро, когда я, еще сонная, ползала по дому в халате, неожиданно заявился Витя Титов.

– Есть куча новостей, – заявил он, протирая запотевшие очки. – Давай, ты меня напоишь кофейком, и я тебе все расскажу.

Пока варился кофе, я непрерывно ныла: «Ну рассказывай, ну рассказывай!» Но Витя таинственно молчал.

– Хорошие хоть новости? – спросила я, расставляя на столе кружки и вазочку с любимыми Витиными зефирками. – Или так себе?

– Две хорошие, одна – нейтральная, я бы сказал, запоздалая, а еще одна… ну, я не знаю, как к ней относиться… ну… словом, баба Сима умерла…

– Да-а… – сказала я после долгой паузы. – Я тоже не знаю, как к этому относиться. Она что, в тюрьме умерла?

– Да нет, она под домашним арестом была. Дома умерла, от инсульта, «Скорая» не успела. Скоропостижно…

– Слушай, Витя, а с кем ребенок теперь, Севин сын?

– Да с матерью Севкиной, она его сразу забрала. Она еще нестарая, успеет вырастить, опеку оформит… Она не при делах, ее трогать не будут…

– Угу, понятно… А еще какие новости?

– О, слушай, – оживился Витя и с аппетитом зажевал зефирину. – Выяснилось, с кем Серегин дед встречался в кафе «Леденец».

Оказывается, о встрече в «Леденце» Юрия Григорьевича попросил внук его старого, уже умершего друга. Парню срочно нужны были деньги, и Юрий Григорьевич решил их ему одолжить. Они встретились, парень получил деньги, и они разошлись. Парень уехал из города и ничего не знал о последующих событиях, а вчера пришел к Лавровым, чтобы вернуть долг.

– Представляешь? Ну что бы ему раньше не явиться! – с досадой воскликнул Витя.

– Да, действительно, новость запоздалая, – я подлила Вите кофе. – Но лучше поздно, чем никогда.

– Ну, третья-то новость повеселее. Ту-тум! Дядю Петю переводят из реанимации в общую палату, и завтра его можно будет навестить!

– Слава богу! Ой, а как мы ему скажем, что Сережа в тюрьме?!

– А вот тут наступает черед последней новости. Ту-ту-ту-тум! Серегу выпустят сегодня. Мы с тобой едем его встречать!

Я поперхнулась кофе и долго не могла откашляться.

– Витя! – наконец сказала я с чувством. – Витя, я тебя убью! И бог меня простит!

Витя невинно хлопал белесыми ресницами, жевал зефирку и улыбался.

– Мы не опоздаем? – забеспокоилась я. – Сейчас я оденусь, мигом.

– Не спеши, – Витя подлил себе кофе. – Через полчасика поедем, успеем еще кофейку попить спокойно.

И тут в дверь позвонили.

– Сережка! Наверное, раньше отпустили! – Я вскочила, кинулась к двери, по пути споткнулась, стукнулась локтем об косяк и скорчилась, шипя от боли. Витя, досадливо сопя, прошел мимо меня в прихожую и открыл дверь. На пороге нарисовался Эдька Коваль в домашних штанах, футболке и шлепанцах на босу ногу.

– О, Витус! – обрадовался он. – Хорошо, что ты здесь, у меня к вам дело, к обоим.

Он прошествовал в кухню, по-хозяйски уселся на мое место и придвинул к себе мою кружку с недопитым кофе.

– А тебе кофе нельзя, – заявил он мне, поймав мой взгляд, щедро, до краев, наполнил кружку и придвинул к себе вазочку с зефиром. – Тебе надо пить валериану с пустырником и занюхивать нашатырем.

– Эдька, Сережку выпускают! – счастливым голосом сказала я. – Мы едем его встречать!

– Та-ак! – Эдька залпом проглотил кофе, целиком засунул в рот зефирину и вылез из-за стола. – Во-первых, я еду с вами, а во-вторых, по дороге заезжаем в магаз. Это дело надо отметить! Щас я оденусь и прибегу.

И он зарысил к двери.

– Эд! А ты чего нам сказать-то хотел? – остановил его Витя.

– А!.. Забыл!.. Моя сестрица Веранда и ейный благоверный Синьор Помидор велели всех вас звать на Новый год! Надеюсь, не забыли, что послезавтра праздник? Без меня не уезжайте, я быстро!

Эдька скрылся за дверью, а мы с Витей переглянулись.

– Ты заметила, Груня, что праздники, как и беды, идут чередой? – задумчиво спросил Витя.

И я с ним согласилась.

Я вся извелась, пока мы с Витей и Эдькой сидели в Витиной машине у следственного изолятора и ждали Сергея. И когда он появился на пороге, я не поверила своим глазам: неужели это наконец он?!

Мы все вывалились из машины и помчались к нему, а добежав, набросились на него с криками и объятиями. Мы топтались и прыгали на дороге орущей кучей, пока рядом не рявкнула сирена и сердитый мегафонный голос не приказал нам освободить проезжую часть.

Всю обратную дорогу я проревела, и парни не знали, что со мной делать. Эдька ворчал про валериану и пустырник и про то, что он всегда говорил: баб давно пора выделить в отдельный биологический вид «человек неразумный».

Сергей молча обнимал меня и прижимал к себе. Прямо перед собой я видела его руку, страшно худую и бледную, и глядя на эту руку, я все ревела и ревела, и извела весь запас бумажных платков, хранящихся у Вити в машине.

…Тетя Женя уже накрыла стол в нашей квартире. Оказывается, Эдька мобилизовал ее еще утром, до нашего отъезда, и она блестяще справилась с поставленной задачей.

Пока мы раздевались и мыли руки, подъехали Верка с Колей, и мы наконец сели за стол, и Эдька со сноровкой профессионала открыл шампанское.