Виктория Платова - Странное происшествие в сезон дождей

Что сделала бы Джин?

Небрежная красавица Джин уломала бы хозяина в течение пяти секунд и получила кота совершенно бесплатно. Она ни за что не отказалась бы от тайны.

— Ваш кот продается?

— Кот?

— Вот этот. Железный.

— Это не железный кот. Это бронзовый бенинский леопард. И он не продается.

Вот как! Кот оказался леопардом, но сути дела это не меняет. Если подумать — леопард еще опаснее кота, а прилагательное «бенинский», очевидно, относится к его родине — Бенину. Кажется, это где-то в Африке, в самом ее сердце, сухом и выжженном, а может, на берегу океана. Африка омывается океаном или даже двумя. Точнее мог бы сказать Паоло — с самолета обзор лучше. Возможно, он смог бы разглядеть и хозяина лавки: за то время, что парень готовил чай, конкретики в его лице не прибавилось.

— А что, бенинские леопарды чем-то отличаются от других леопардов?

— У меня есть брошюра об искусстве Бенина. Стоит всего три евро. Там вы все прочтете о леопардах. И о многом другом.

— Замечательно. А сколько стоит этот… бронзовый леопард?

— Я же сказал: он не продается.

— Странно… У него на брюхе ценник.

— Эту вещь я купил для себя.

— И при этом не отклеили бумажку? А… святые продаются?

— Святой Франциск — тридцать евро. Святой Януарий — тридцать евро. Святой Каспар, покровитель путешественников, — тридцать пять. Святая блаженная Августина — сорок. Все скульптурные миниатюры датируются серединой и концом девятнадцатого века, крашеное дерево.

— Н-да… — пожала плечами Дарлинг. — Недорого нынче стоит святость. Значит, вы купили леопарда для себя? А почему тогда он стоит на полке с вещами, которые продаются? Вы вводите в заблуждение потенциального покупателя.

— Это бесплодная дискуссия, — вежливо заметил хозяин «Мали Ба». — Если я сейчас уберу леопарда с полки, можно будет считать ее закрытой?

— Я дам вдвое больше указанной цены. — Дарлинг вовсе не собиралась говорить этого, но почему-то сказала.

— Святая блаженная Августина была бы хорошим приобретением.

— Значит, вы не продадите леопарда?

— Нет.

Ее босс может быть доволен: Дарлинг сделала все, что могла. Старательно торговалась, ловила продавца на мелких несоответствиях и уличала в откровенной лжи, но выше головы не прыгнешь. Иногда нужно и отступить, а не доводить ситуацию до абсурда и угроз вызвать Polizei, если клиент не хочет угомониться.

Конечно же, Костас не был доволен.

Мельком обернувшись, Дарлинг была потрясена переменами в его лице, обычно исполненном значительности — мужской и человеческой. Казалось, что жесткий и властный каркас, поддерживающий это непроницаемое лицо, в одно мгновение треснул и развалился. И на волю вырвались эмоции, которые больше приличествовали бы ребенку, а не взрослому мужчине. Отчаяние, ярость, надежда… Надежда на всех богов сразу, а больше всего на нее, Дарлинг: давай, девочка, ты же можешь решить эту проблему, не разочаровывай меня!..

— Можно вас? — Дарлинг понизила голос до шепота и взяла хозяина «Мали Ба» за рукав. — На секунду. Это очень важно.

Парень пожал плечами, но повиновался, и оба они отошли в дальний угол зальчика, под сень огромных кабинетных часов с корпусом из красного дерева.

— Я соврала, — прошептала Дарлинг. — Этот человек не мой друг. Он мой босс. Очень влиятельный человек. И ему зачем-то нужен ваш бенинский леопард. Он за ним по всему миру гоняется, уж не знаю почему. Наверное, это очень ценная вещь, и найти ее здесь… Это было чудом, понимаете?

— Это отличная вещь. Но она не обладает той ценностью, которую вы ей приписываете.

— Да я вообще ее в гробу видела…

— Что?

— Черт, простите… Это русская идиома. Означает всего лишь то, что лично мне эта вещь не нужна. Ни за цену, указанную на бумажке, ни бесплатно. Лично мне он не нравится, ваш леопард. Лично я считаю, что держать при себе такие вещи опасно. Мало ли… Но он, мой босс… Он считает по-другому. Ведь это не единственный такой леопард в мире?

— Нет.

— То есть в природе они встречаются частенько?

— Не очень часто. Но встречаются.

— И это не музейный экспонат?

— Нет.

— Вот! И вы как человек знающий… — тут Дарлинг решила подольститься к парню. — Не какой-нибудь любитель, а профессионал… Легко можете разжиться другим. Таким же, и даже лучше. А этого… Продайте мне этого чертова леопарда. Иначе он меня уволит.

— Кто?

— Мой босс. Эти русские боссы — кошмарные люди. Кровожадные и все такое.

— Он плохой человек? — В голосе парня послышалась заинтересованность, и Дарлинг на секунду задумалась: а не слишком ли далеко она зашла?

— Ну человечиной он не питается… Нет, я не могу сказать, что он плохой человек. Просто он терпеть не может обломов.

— Обломов?

— Русская идиома. Когда не получаешь того, что очень хотел бы получить, — это и есть облом. Он хочет эту бронзовую кошку, я хочу сохранить работу. И только вы не хотите пойти нам навстречу… Разве не облом?

— Я соврал, — неожиданно сказал парень. — Я мог бы его продать. Кому угодно. Но не могу продать его именно вам.

— Мне? — опешила Дарлинг. — Со мной что-то не в порядке?

— Не вам. Ему. Вашему боссу.

Если до сих пор он говорил тихо, то сейчас и вовсе шелестел — так, что Дарлинг приходилось напрягать слух, чтобы понять, о чем там лепечет антикварный строптивец. И, наверное, она что-то поняла неправильно: не может же нормальный человек вот так, за здорово живешь, отказаться от прибыли, пусть и небольшой, в сто пятьдесят евро? Или парню просто не понравился ее босс? — такое тоже возможно. Глубокая антипатия, возникшая совершенно на пустом месте, — примерно такая же, как стойкая Дарлингова идиосинкразия на мужчин ее подруги Коко вообще и на ее мужа, несчастного Вассилиса, в частности. А ведь Вассилис не сделал ей ничего дурного. И глупо отрицать, что качества, присущие тебе, не смогут воплотиться и в другом человеке.

— Он так вам не понравился?

— Напротив, ваш босс производит приятное впечатление…

— Тогда в чем же дело? Продайте ему этого проклятого леопарда — и дело с концом.

— Проклятого, да. Это вы верно заметили. Им не стоит встречаться, ни к чему хорошему это не приведет.

— Кому встречаться?

— Вашему боссу и бенинскому леопарду. Я много лет торгую артефактами и научился кое в чем разбираться…

Много лет, ну надо же! Хозяин в худшем случае — ровесник Дарлинг, и все эти псевдомузейные экспонаты, его окружающие, — они милые, забавные и, безусловно, местами интересные, но совсем не артефакты. Немецкий врунишка! Его стертая и покосившаяся физиономия — от вранья, ни от чего другого. Врунишке было скучно с самого утра на его маловразумительной Вильгельмшавенерштрассе, вот он и решил поразвлечься.