Мэри Стюарт - Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила (сборник)

– Ладно. Вы не возражаете, если мы сперва немного отдохнем… ну минутку? Вот здесь будет удобно и посидеть.

Колин вскарабкался немного повыше по южному склону ущелья, там нашелся участок ровной земли. Колин разлегся на солнце, а я села рядом.

– Так заканчивай свою историю, – сказала я.

– Где я остановился? А, Джозеф спрятал пистолет. И вот он поднял винтовку и пошел дальше вверх по лестнице. Потом я пытался есть, а он положил винтовку на колени и так сидел, следил за мной. У меня кусок застревал в горле.

– Могу себе представить.

– Я пытался как-то объясниться на греческом, но я ведь на самом деле ничего не знаю. – Он усмехнулся. – Вы, когда разбудили, слышали почти весь мой репертуар.

– Чудеса. Если бы я не поняла, кто ты, я бы посчитала, что передо мной какой-то угрюмый тупица. Где ты достал этот маскарадный наряд? София?

– Да. Во всяком случае, мне удалось припомнить кое-что из классического греческого, и я попытался это применить. Я вспомнил слово «брат» – адельфос – и решил проверить его на Джозефе. Очевидно, это все еще то же самое слово. Я и не думал, что Фукидид [37] Фукидид – крупнейший древнегреческий историк. и вся эта петрушка когда-нибудь пригодится.

– Значит, пригодилась?

Его рот сложился в скорбную гримасу, и он вдруг перестал казаться таким юным.

– Я произнес это слово. Он сказал: некроз, и, чтобы я уже наверняка понял, что это означает, даже провел рукой себе по горлу, вот так… как бы перерезая его. Потом еще усмехнулся, гад такой, мерзавец!.. простите.

– Что?.. О, ничего, ничего…

– Марк, когда я ругнусь, всегда набрасывается на меня как сумасшедший.

– Марк? В самом деле?

– А, ладно. – Он перекатился на бок и стал смотреть вниз. – Я считаю, это естественно, когда человек в школе ругается, но дома, в присутствии девчонок, – дело другое.

– Если Шарлотт в театральном училище, – сказала я сухо, – она вряд ли от тебя отстает.

Он засмеялся:

– Ну а вот Марку этого никак не понять. Но вообще-то, он молодчина, старина Марк, брат, каких поискать. – Тут Колин вернулся к своему рассказу: – И после этого Джозеф просто заткнул мне рот, когда я попытался еще что-то сказать. Только когда он ушел, я понял, что он просто дал мне посмотреть на себя. Он сидел передо мной во всей своей красе, дневной свет проходил сквозь ставни. И я подумал: он мог себе позволить это только потому, что они решили меня убить. Я в тот день всячески пытался высвободиться из пут, но только поранил запястья. А вечером пришел уже не Джозеф, а София. Она явилась очень поздно, когда уже давно стемнело. И развязала меня. Я сначала даже не понял, что это она со мной сделала: не мог двигаться. Она растерла мне ноги, смазала запястья, перевязала их, потом дала мне супа. Она принесла его в кувшине, и он был чуть теплый, но все равно такой замечательный. И еще она дала мне немного вина. Я поел, раздумывая, скоро ли придут в норму мои ноги и смогу ли я сбежать от нее, а потом понял, что она жестами зовет меня идти с ней. Я был испуган сначала, понимаете. Я подумал, вот, наверное, и все – конец, но и оставаться там, где был, тоже не было смысла, и я пошел за ней вниз по лестнице. Она шла первой, и мне удалось незаметно вытащить из-за коробки пистолет, и я вышел за ней. Было довольно темно, но уже занималась заря. Тут я и понял, что находился на мельнице. Остальные мельницы стояли как призраки и не двигались. Было страшно холодно. О, я забыл, она принесла вот эту штуку из овечьей шкуры и палку, и я был рад тому и другому, ведь вначале меня просто качало из стороны в сторону. Вела она меня довольно долго, я не имел представления куда, сквозь какие-то деревья, мимо небольшой каменной пирамиды…

– Это святыня такая. В ней икона Богоматери…

– Ах вот что! Было еще очень темно. Мы прошли довольно далеко, прежде чем стало кое-что видно вокруг. Мы выбрались на эту широкую тропу, и София остановилась. Она показала мне, куда идти, и что-то сказала, но я не разобрал что. Может быть, она объяснила мне, что эта тропа, на которой они нас в первый раз встретили, ведет к церкви: она, наверное, думала, что оттуда я дорогу знаю. Во всяком случае, она как бы подтолкнула меня и заторопилась назад. А тут как раз взошло солнце, стало совсем светло, а остальное вам известно.

– Значит, я все-таки недоглядела за ней. Если бы я только взялась за дело как следует и не спускала с нее глаз!.. Итак, ты, видимо, решил, что при свете дня лучше спрятаться в ущелье?

– Да. По правде сказать, я очень устал и мне было слишком тяжело двигаться, чтобы решиться на такой дальний путь, вот я и подумал: зароюсь где-нибудь в сторонке и отдохну немного. В конце концов, у меня был пистолет, с ним я чувствовал себя гораздо увереннее. – Он засмеялся. – Конечно, я никак не рассчитывал на такую продолжительную прогулку!

– Все уже решили, что ты мертв. Теперь ты получше себя чувствуешь? Можем идти дальше?

– Непременно. О-о, ну и ну! Что это за птицы?

Ниже нас по неровному склону неторопливыми кругами носились тени. Я взглянула вверх:

– Это ягнятники, Колин! Бородатые ястребы. Я, кажется, видела одного вчера! Правда, они великолепны?

Сегодня я могла позволить себе эти восторги, меня взволновал вид этой огромной редкой птицы, как ранее красота пятнистой змеи. Я уже видела бородачей раньше, в Дельфах, и вот сегодня – опять. Но никогда я не видела их так близко и никогда – сразу двух.

Я встала, и ягнятники поднялись выше.

– Это самая крупная хищная птица в Старом Свете, – сказала я. – Размах крыльев что-то около десяти футов. И птицы, в отличие от других пернатых хищников, довольно красивые, потому что у них нет этой ужасной голой шеи и… Колин? Что с тобой? Тебе плохо?

Он и не пытался подняться, хотя я была уже на ногах, и он не смотрел на птиц. Он всматривался во что-то на дне ущелья.

Посмотрела и я. Сначала ничего не увидела. Потом удивилась, почему же я этого раньше не заметила.

Рядом с купой кустов, недалеко от места, где мы сидели, кто-то недавно копал. Земля лежала небольшой кучей, напоминающей могильный холмик, а сверху были набросаны камни и сухие колючки, чтобы скрыть следы недавней работы. Но это, по-видимому, было сделано поспешно, без подходящего инструмента, потому что на ближней к нам части холмика земля несколько осыпалась и проглядывало очертание чего-то, что могло быть ногой.

Тени хищников проскальзывали по холмику и раз, и два, и еще, и еще…

И не успела я ничего сказать, как Колин уже вскочил и понесся вниз по склону.

– Колин! – Я, спотыкаясь, побежала за ним. – Колин, не ходи туда! Пожалуйста, вернись!

Он не обращал на мои крики никакого внимания. Сомневаюсь даже, чтобы слышал меня. Он остановился над могилой. Это была нога. Несомненно. Я схватила его за руку.