Мэри Стюарт - Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила (сборник)

– Кто? Инспектора?

Хамид кивнул:

– Правительственные чиновники. Они стремятся поставить производство наркотиков под контроль. Понимаете, в небольших количествах конопля выращивается вполне легально, для медицинских целей, и каждый этап ее возделывания и переработки обязательно лицензируется и находится под строгим контролем, но в этих глухих местах крестьянам не составляет труда вырастить намного больше, чем они заявляют, или собрать урожай до прихода инспекторов. Наказание теперь куда строже, чем было раньше, но все равно находится немало охотников нарушить закон. – Он пожал плечами. – А что поделаешь? Это дело дает хорошую прибыль, а желающих идти на большой риск ради больших денег всегда было хоть отбавляй. – Хамид бросил сигарету в пыль и растоптал окурок. – Видели старика, того самого, с кем я заговорил?

– Видела.

– Он курил гашиш.

– Но где он?.. То есть…

– И как его остановишь?

Мои глаза расширились от удивления.

– Значит, коноплю выращивают прямо здесь?

Хамид улыбнулся:

– Я видел посадки позади вон того дома, среди картофеля.

– Я бы не узнала коноплю, если бы даже увидела, – призналась я. – Как она выглядит?

– Высокая трава, сероватая, довольно неказистая. Наркотик содержится в цветках. Они мелкие, коричневатые, собраны в высокие перистые колосья.

Я выбросила апельсиновую кожуру через стену, на которой мы сидели, и выпрямилась.

– Но я видела похожие растения среди подсолнухов!

– В самом деле? – безразличным тоном отозвался Хамид. – К приходу инспекторов они исчезнут. Пойдемте?

Он распахнул передо мной дверцу машины.

Да, день во всех отношениях выдался незаурядный. Причем естественный ход событий сам подсказывал мне нужные поступки, предопределяя неизбежную развязку. Сев в машину, я решительно произнесла:

– Вы говорили, что на обратном пути можете показать мне Дар-Ибрагим. Если у нас осталось время, мне бы хотелось сегодня туда заглянуть. Не возражаете?

Часа в четыре мы, обогнув крутой поворот извилистой дороги, въехали в деревню Сальк. Хамид остановил машину возле невысокой стены, за которой горный склон обрывался в отвесную пропасть, открывая взору очередной головокружительный вид на долину Адониса.

– Вон там, – указал шофер.

Я вгляделась. Склоны долины в этом месте расступались широко, а по дну, сверкая и бурля, прогрызала себе дорогу между лесистыми берегами неугомонная река. Слева, откуда-то позади маленькой деревенской мечети, вырывался ручей; клубясь, он обрушивался с каменистого склона и соединялся на дне долины с главной рекой – Адонисом. В середине долины, там, где потоки сливались, вздымался высокий клиновидный мыс, похожий на нос гигантского корабля, плывущего вниз по долине, а на самом его кончике, венчая собой обрывистую скалу над слиянием вод, раскинулся дворец. Многочисленные строения начинались у самого края возвышенности и простирались почти на всю, довольно обширную, территорию плато. У дальней оконечности дворца земля спускалась к ложу долины крутым откосом, и дворцовая стена в этом месте вырастала из первозданной скалы. Я разглядела окна верхнего этажа – длинную галерею изящных остроконечных арок, обращенных к деревне, но, если не считать этих архитектурных украшений, все остальные стены были глухими. Их монотонную, выжженную солнцем белизну нарушали лишь небольшие, редко расположенные квадратные отверстия, служившие скорее вентиляционными амбразурами, чем настоящими окнами. В тыльной части дворца из-за стены виднелась зеленая листва довольно высоких деревьев. Однако снаружи, от склонов долины до подножия скалистого кряжа, разделяющего пенистые стремнины Адониса и его притока, каменистое ложе долины было сухим и выжженным, как бесплодная пустыня.

Попасть во дворец можно было, видимо, только по каменистой тропинке, которая вилась вдоль обрывистого берега притока.

– А внизу нужно переправиться через реку, – пояснил Хамид. – Там есть брод. Обычно вода стоит невысоко, но, понимаете, весной, когда в горах идут дожди, река разливается и становится очень глубокой и бурной, и тогда камни, по которым нужно шагать, скрываются под водой. Но сегодня переправа хорошая. Вы не передумали? В таком случае я пойду с вами и покажу дорогу.

Я решила, что заблудиться будет нелегко. Тропинка хорошо просматривалась вплоть до самого подножия горы, и – я очень хорошо вижу вдаль – со своего места я различила даже брод. Очевидно, в незапамятные времена через реку был перекинут каменный мост, ибо в очертаниях переправы угадывались развалины могучих опор. И наверное, за переправой тропинка, ведущая вверх, к дворцу, будет столь же хорошо различима.

Я оценивающе взглянула на Хамида, на его безупречно выглаженные темные брюки истинного горожанина и столь же безупречную белоснежную рубашку.

– Очень благодарна вам за любезность, но, поверьте, в этом нет необходимости. Я сумею найти дорогу. Вам, пожалуй, лучше остаться с машиной. Отдохните. Может быть, вы здесь найдете какое-нибудь кафе, выпьете кофе…

Я окинула безнадежным взглядом хаотичное скопление обшарпанных лачуг под гордым названием «деревня Сальк».

Хамид улыбнулся:

– Кафе здесь есть, но при всем желании кофе я в нем сегодня не отведаю. Я непременно пойду с вами. До Дар-Ибрагима слишком далеко, негоже леди проделать такой путь в одиночку, и, кроме того, привратник во дворце говорит только по-арабски. Вам, пожалуй, трудновато будет объясниться с ним.

– О боже, совсем не подумала. Да, пожалуй, вы правы. Большое спасибо, буду очень признательна, если вы пойдете со мной. Дорога, похоже, нелегкая. Жаль, что у нас нет крыльев.

Хамид запер машину и опустил ключи в карман.

– Нам туда.

Тропинка обогнула невысокую стену мечети и вела мимо небольшого кладбища с причудливыми мусульманскими надгробиями: стройные колонны, увенчанные каменным тюрбаном, указывали на могилы мужчин, тонкие стелы в форме лотоса возвышались на женских захоронениях. На фоне блеклого раскаленного неба слепил глаза свежей побелкой изящный минарет. Оставив позади обрушившийся угол кладбищенской стены, тропинка крутыми зигзагами ринулась вниз. Выщербленная земля была усыпана предательскими россыпями мелких камешков. Солнце перевалило через зенит, но жаркие лучи по-прежнему обрушивали на долину всю свою жгучую ярость. Вскоре мы спустились ниже самой последней из деревенских террас, туда, где склон горы стал слишком каменист и крут, чтобы на нем выросло хоть что-нибудь, даже виноградные лозы. Река скрылась за небольшим раскаленным утесом, и ее шум не долетал до наших ушей. Тишина подавляла рассудок. Казалось, долина во всю ширь, от края до края, исполнена тем же сухим, жарким безмолвием.