Лаура Липман - Девять пуль для тени

— А как насчет места преступления? Не слишком опытный детектив мог не заметить какие-то детали. Или случайно их уничтожить.

Насупившись, шериф оскорбленно засопел.

— Послушайте, мисс, я лично не питаю особых симпатий к джентльмену, который занимал это кресло до меня. Может, поэтому я и выставил свою кандидатуру. Но не надо считать нас скопищем идиотов, ладно? Мои парни в своем деле собаку съели. Просто им не повезло, вот и все. И если ваша страховая компания решит вчинить иск — что ж, это дело ее и вашей собственной совести. Только не впутывайте сюда нас, понятно?

Это не совсем то, что рассчитывал выяснить комитет Уитни, подумала Тесс. Однако кто виноват, если реальность оказывается совсем другой, чем та картина, которую заранее составил в своем воображении твой работодатель?

Тесс решила остановиться на ночь поближе к тому месту, откуда она завтра начнет свое новое расследование, в Шарпсбурге. Для ночлега она облюбовала небольшой, довольно старый мотель на берегу Потомака, с вкуснейшей немецкой кухней. Единственной проблемой оказалось то, что хозяин категорически возражал против собак, и, значит, придется ждать ночи, чтобы незаметно провести Искей в номер. Надеясь как-то убить время, Тесс притормозила неподалеку от домов, в одном из которых встретила свою смерть Тиффани Гантс, и набрала номер телефона Кроу.

— Как дела?

— Пока не очень, — призналась она. — Впрочем, в начале всегда так бывает. Я сейчас как раз неподалеку от того места, где убили первую женщину.

— И как оно тебе?

— Грустно немного.

— Интересно, а ты испытывала бы то же самое, если бы не знала, что тут кого-то убили?

Не будь она уже по уши влюблена в Кроу, одного этого было бы достаточно, чтобы понять: перед ней — родственная душа.

— Знаешь, это одно из тех мест, которые явно появились на свет в расчете на светлое будущее. Но бывают такие мечты, которым просто не суждено сбыться. И расположено оно чудесно: прямо на берегу реки Монокаси. Однако все уже давно обветшало.

Озираясь по сторонам в угасающем свете дня, Тесс отметила про себя, что кое-какие детали, явно задуманные строителями с целью придать району вид процветающего — керамические таблички на стенах, фонари в виде старинных канделябров, тоже переживали не лучшие времена. Большинство фонарей, вырванные с мясом, печально раскачивались на концах проводов, таблички заржавели до такой степени, что имен владельцев разобрать было невозможно. И не только это — скамейки у домов потемнели и рассохлись от непогоды, мусорные баки сиротливо валялись на земле, а на окнах кое-где занавески заменяли газеты.

— Может быть, это все из-за того убийства, — предположил Кроу. — Люди часто стараются избегать мест, где произошло такое — говорят, там жутко жить.

— Печальное зрелище, — вздохнула Тесс. — Наверняка раньше было по-другому. Знаешь, это один из тех районов, которые появляются как грибы после дождя, когда экономика на подъеме.

— За любым подъемом бывает спад — тут уж ничего не поделаешь. Закон жизни.

Тесс подумала, что то же самое можно было бы сказать и о судьбе самой Тиффани. Казалось, жизнь улыбалась ей: новая работа, новый мужчина, новый дом, новая жизнь — и вдруг все пошло прахом. Что ж, такое случается, сказал шериф. Просто человек не вовремя оказался в том месте, где ему быть не следовало.

Странно только то, что этим местом оказалась ее же собственная кухня, да еще среди ночи.

— Если ночью заглянуть на кухню означает оказаться там не вовремя, — забыв о Кроу, пробормотала Тесс, — то кто тогда в безопасности?

— Что?

— Ничего. Только не вешай трубку, пока я не переберусь на другой берег Потомака, хорошо?

— Хорошо.

Шарпсбург показался ей каким-то по-домашнему уютным: сложенные из красного кирпича домики сверкали в утренних лучах солнца, приветливо подмигивая ей свежевымытыми стеклами из-под зеленых челок деревьев.

Однако убийство Хейзел Лигетти, до сих пор остававшееся нераскрытым, произошло вдали от шумных центральных улиц, явно рассчитанных на восторг туристов, в куда менее привлекательном районе города. Квартал, в котором она жила, состоял из унылых, похожих один на другой приземистых деревянных домов. Судя по тому, как выглядели дворы, они сдавались внаем — ни травинки, ни кустика — все было пустынным и заброшенным.

Кроме как раз того самого двора, где когда-то стоял дом, в котором жила Хейзел Лигетти. Спустя три года после пожара природа, казалось, взяла свое — китайские ясени решили заявить свои права на этот клочок никому не нужной земли, а у их подножия буйно цвел шиповник, угрожающе выставляя свои шипы, словно охраняя замок, где ждала своего принца Спящая красавица. Тесс пришлось продираться сквозь это хитросплетение ветвей с риском оставить тут клочья своей одежды.

Из газетных вырезок, присланных ей, она успела узнать, что источник пожара так и остался невыясненным: все, что удалось обнаружить, это лишь остатки небольшого костра, найденные в сарае в нескольких метрах от дома. Сарай тоже, конечно, исчез. Тесс принялась кружить на одном месте, прикидывая, где же начался пожар. Случилось это в марте, в не по сезону холодную ночь.

В ходе следствия предположили, что костер развел какой-то бродяга, решивший согреться, или компания подростков. В ту ночь дул довольно сильный ветер, одного этого было бы достаточно, чтобы пламя перекинулось на дом. Сосед, позвонивший сообщить о пожаре, судя по отчету службы 911, сказал, что огонь полыхает вовсю — в его тоне сквозило чуть ли не благоговейное восхищение мощью разбушевавшейся стихии. Запись сообщения перемежалась восклицаниями типа «Черт, ну и ну!» и «Вот это да!»

Впрочем, он имел полное право наслаждаться ролью восхищенного зрителя — его собственный дом стоял с наветренной стороны, да еще к тому же через дорогу. Ему лично ничто не угрожало, решила Тесс.

Хейзел Лигетти умерла, задохнувшись в дыму, — скорее всего, во сне. Налицо явный поджог, и пожар устроил кто-то из посторонних. Поскольку погиб человек, дело было квалифицировано как убийство, но убийство не преднамеренное, а по неосторожности.

Однако этот случай ни по каким статьям не подходил под определение бытового насилия. Согласно показаниям хозяина дома, Хейзел Лигетти как жила одна, так и умерла одна. У нее не было ни мужа, ни постоянного сожителя, ни приятеля, ни подруг, ни друзей. Так что отсутствие в некрологе сообщений о наличии каких-либо наследников было не случайным.

— Она была… как бы это выразиться? Не слишком привлекательной женщиной, — со вздохом заявил утром хозяин дома Херб Проктор. — Пучеглазая. Жирная. А волосенки такие жидкие, что казалось, будто голова у нее побита молью.