Лаура Липман - Девять пуль для тени

— А чего же ему сомневаться, когда он знал, что у него таблетки в кармане, — буркнула Тесс. — Только вот не пойму, какого черта он прихорашивался? Кто увидит, какие у него сексуальные трусы? Ведь к тому времени, как дойдет до дела, девочка все равно уже была бы без сознания.

Когда им надоело измываться над своей жертвой, и они оставили его, почти безволосого, словно побитого молью, на парковке возле ресторана, время уже перевалило за полночь. В ресторане было темно, что неудивительно, поскольку он закрылся больше часа назад. Посовещавшись, подруги решили прислонить его к голубой «хонде». Кстати, это была единственная машина на парковке — кроме «тойоты» Тесс, естественно. Ключ, который отыскался в кармане у Печтера, легко вошел в замок на двери «хонды». Из всей одежды на ее хозяине оставались только носки и трусы, а остальные предметы туалета Тесс мстительно зашвырнула в мусорный контейнер позади винного магазина на Йорк-роуд. Усадив незадачливого донжуана поудобнее, она положила его бумажник, ключи и пейджер рядом на сиденье.

В последнюю минуту ей пришло в голову оставить у себя пузырек с таблетками, чтобы лишить подлеца его главного оружия.

— Какой-то он слишком уж розовый, — с сомнением пробормотала она.

— Мы все розовые, — безапелляционно отрезала Уитни. — Было бы куда более странно, если бы он был совсем белый. Или черный.

— Да нет… не просто слишком розовый, а просто-таки багровый! — продолжала упорствовать Тесс. — Словно краб, которого кинули в крутой кипяток. Или Шалтай-Болтай [8] Шалтай-Болтай — герой детских стишков, низенький толстяк, коротышка, человек-яйцо, который падает и разбивается вдребезги. после того, как свалился со стены.

Точно! Вот на кого он похож! Вылитый Шалтай-Болтай! Правда, на разбитое яйцо он не слишком похож, и все же вид у него сейчас был не очень. Наверное, какая-нибудь сердобольная старушка даже всплакнула бы, глядя, как он свернулся в клубочек, зябко кутаясь в собственные руки, и его тонкая, какая-то синеватая кожа покрылась пупырышками, отчего все волосы разом встали дыбом.

Но стоило ей только вспомнить, какие планы он строил на этот вечер, и жалость испарилась быстрее, чем капля воды, упавшая на раскаленную сковородку. А чизбургер, тосковавший в желудке в компании жареного лука и пары глотков ледяной «Маргариты», моментально рванулся наружу.

— Давай-ка выбираться отсюда, — буркнула она, распрямившись. А потом, повинуясь какому-то безотчетному импульсу, со всей силы лягнула его на прощание, от души надеясь, что удар придется по ребрам.

Будь у нее на ногах ботинки, от такого удара он бы наверняка очнулся, но тоненькие, практически без каблука туфельки, которые она надела, чтобы казаться как можно меньше ростом, были явно не предназначены для подобных гимнастических упражнений. И все-таки удар получился достаточно весомый, чтобы оставить на нем синяк, который, как надеялась Тесс, будет напоминать о себе еще несколько дней. Так сказать, еще один сувенир — на память.

Примерно то же самое на следующий день сказали ей и копы из окружной полиции, когда привезли ее в участок.

Округ Балтимор обвивается вокруг Балтимор-сити словно удавка вокруг шеи повешенного. Или сжимает его, точно в тисках, — это уж как кому нравится. И округ, и город с тем же названием возникли примерно одновременно — лет 150 назад. При этом они умудрялись существовать каждый сам по себе и до сих пор нудно переругивались, обвиняя друг друга во всех смертных грехах. Город, с растущей не по дням, а по часам преступностью, задыхался, словно астматик, стремясь вырваться из петли, которую захлестнул вокруг него округ. А тот, раздуваясь от самодовольства, строго охранял свои границы от чужаков. Для родившейся в городе Тесс пересечь городскую черту было примерно то же самое, что оказаться в совершенно чужой стране.

А коротенький экскурс в законодательную систему округа, которым ее удостоили в полицейском участке, только укрепил ее в этом мнении.

— Эй, вот это мысль! — заявила она, сидя в зале суда тремя неделями позже своего знаменательного свидания с Микки Печтером. — Как вы думаете, еще не поздно подать прошение насчет экстрадиции?

— Рад, что ты еще в состоянии шутить по этому поводу, — проворчал ее адвокат и в каком-то смысле работодатель Тайнер Грей. — После того, как ты заварила всю эту кашу, я даже решил было, — когда тебя арестовали и сунули в кутузку, где ты просидела под замком до самого утра, когда у тебя взяли отпечатки пальцев, когда против тебя было выдвинуто обвинение в оскорблении действием, — что, может быть, теперь ты отнесешься к этому серьезно. Но нет, ничего подобного! Полюбуйтесь на нее только — острит себе как ни в чем не бывало! Да ведь тебя сейчас допрашивать будут, дурочка! Неужели ты этого не понимаешь?!

— Но ведь не допрашивают же, — заупрямилась Тесс. — Даже еще ни одного вопроса не задали!

— Прекрати паясничать. Условное освобождение — и это если очень повезет — означает только одно: что на тебя не станут заводить дело, при условии, что ты не нарушишь закон во время назначенного тебе испытательного срока.

— Знаешь, — философски заявила она, — в жизни каждого бывают такие моменты, когда можно либо плакать, либо смеяться. Не знаю, как ты, а я предпочитаю смеяться.

Она слегка покривила душой — за эти три недели Тесс успела изрядно поплакать, однако это была ее маленькая тайна. Она скорее собственноручно перерезала бы себе горло, чем призналась бы в этой постыдной слабости, тем более старому цинику Тайнеру. Впрочем, и любому другому тоже. Нет, с ее гордостью оставалось только одно — держать хвост морковкой. И Тесс делала это, даже когда ее не видел никто, кроме Кроу. Хотя ее возлюбленный нисколько не обманывался на этот счет. Ведь даже ее ставший притчей во языцех аппетит и то ей изменил.

Но теперь все уже почти позади, и очень скоро это превратится в еще одно дурное воспоминание, которое обычно запихивают в самый дальний уголок памяти. Может быть, когда-нибудь она, как всякий нормальный человек, сможет сократить все это до одной-единственной строчки, адресованной ее будущему биографу. Что-нибудь вроде: «В тридцать один год у меня были небольшие проблемы с законом — о нет, ничего серьезного, просто недоразумение!» Даже сам судебный термин, который используется словно специально для таких вот случаев — PBJ, освобождение на поруки до судебного слушания, — звучал на редкость невинно, как будто речь шла об арахисовом масле.

Словно подслушав ее мысли, Тайнер неожиданно объявил:

— «Неплохо бы сейчас раздобыть пончиков!» — рывком развернул кресло-каталку и выкатился в зал заседаний.