Елена Галлиади - Просто — semplicemente. Часть третья. Маски

— Послушай, не плачь, пожалуйста, всё действительно не так страшно… Так случилось, но ты же знаешь, у него работа такая. — попытался успокоить Монику Димитро.

— Я понимаю. Он вчера вечером уехал из ресторана. Ему кто-то позвонил, он вскочил, как ошпаренный и умчался в неизвестном направлении… как обычно. — продолжала всхлипывать Моника.

Ей не хватало сил сдержаться, она не спала практически всю ночь, нервы не выдерживали. Ещё не забылась история со взрывом и скандалом.

— Солнышко, мы за тобой заедем, жди нас. Не переживай. — Димитро начал говорить с Моникой, как с ребенком.

— На него напали? — спросила Моника.

— Видимо, да… — сказал Димитро.

Моника всегда была сильной женщиной, но последние события выбили её из колеи. Ещё до свадьбы она увидела в Сантино того самого человека, который не побоится обстоятельств и будет идти к поставленной цели, несмотря ни на что. Она отлично знала, что он регулярно получает угрозы, она отлично видела все те усилия, которые он прикладывает, выполняя свою работу и знала прекрасно, что его работа — это его жизнь. Даже после истории с машиной, которая до сих пор не сходила с газетных полос, наряду с тем коррупционным скандалом, в который Сантино вмешали после, Моника оставалась сильной. Но сейчас, ей показалось, что уже слишком.

Димитро приехал примерно через сорок минут и застал Монику совершенно расстроенной. Такой её он не видел никогда.

— Его однажды убьют… — сказала она.

— Не говори ерунды, замучаются его убивать. — ответил Димитро.

Когда они приехали в больницу Сантино довольно долго разговаривал с Моникой. Он так и не смог её успокоить, такое было впервые. У Сантино поползли неприятные мысли и предчувствия. Когда Моника вышла, он сказал Димитро:

— Скорее всего она меня бросит… и правильно сделает. — сказал он.

— Глупость какая. Она сильно нервничает. Как и все мы. — сказал Димитро.

— В Неаполь уже позвонили? — спросил Сони, ему бы этого совершенно не хотелось.

— Нет. — ответил Димитро.

Всё время, пока Сантино разговаривал с Моникой и Димитро, отец молчал. Сони заметил его мрачное выражение лица, которое обычно не предвещало ничего хорошего. Спустя некоторое время Антонио попросил оставить его с Сантино наедине. Димитро вышел и остался стоять за дверями, чтобы попытаться расслышать их разговор. Моника сходила за кофе.

— Сони, где была твоя голова? — первое, что спросил отец.

— Не знаю.

— Какого чёрта ты поехал на встречу на другой конец города, ночью, после совершенно не понятного звонка? Почему не предупредил никого? Это дело одной минуты! Ты не садовод, не цветы выращиваешь! Есть определенные правила! — сказал Антонио.

— Да, я идиот! — сказал Сантино.

— Нам повезло, что сейчас ты живой идиот! — крикнул Антонио. Он был на взводе.

— Па, не заводись. И так голова болит…

— Я не завожусь. Ты не в том положении, чтобы допускать такие оплошности, которые могут стоить тебе жизни! Голова у него болит! Чёрт побери, Сони! Так нельзя! — кричал Антонио.

— Нельзя… будет служебная проверка. — заметил Сантино.

— Да чёрт с ней! Вопрос в твоей жизни! Сони! Неужели ты не понимаешь?

— Понимаю. Я действительно глупо поступил, как последний придурок и мне от этого ещё хуже.

— Теперь у меня главный вопрос. — Антонио прекратил метаться по палате и остановился напротив кровати, глядя на сына в упор. — Кто?

— Я не помню. Не знаю. — Сантино не выдержал взгляд и закрыл глаза.

— Не надо делать идиота также и из меня, Сантино. Я тебя спрашиваю, кто? — снова спросил отец.

— Не помню.

— Кто? Беннаро? Квадро? — спрашивал Антонио.

— Папа, я понятия не имею!

— Или, может быть, Маретти?

— Нет, не он.

— Ты вздрогнул!

— Тебе показалось…

— Опыт оперативной работы подсказывает мне, что ни черта мне не показалось. Ты мой сын, тем более, я отлично вижу, когда ты врёшь! Плюс, я достаточно осведомлён о том, какого типа травму ты получил, так что не надо петь мне песни про то, что ты ничего и никого не помнишь! Расскажешь это своему начальству! Ты отлично знаешь, кто это был и почему! Конечно не лично Don Sole явился, чтобы вправить мозг зарвавшемуся синьору бывшему заместителю Директора, которого он безуспешно пытался отправить регулировать движение на каком-нибудь чахлом перекрёстке! Конечно нет. Людей у него хватает! — сказал Антонио.

— Он не хотел, чтобы вышло так…

— Так и знал, что это он. А что произойдёт, когда он не будет хотеть твоей смерти? Ты разведёшь руками на том свете и скажешь, что он не хотел, чтобы вышло так? — спросил Антонио.

— Ты сгущаешь краски. — сказал Сантино.

Он так и лежал с закрытыми глазами, не мог смотреть на отца.

— Я не сгущаю краски, Сони. Я боюсь за тебя, ты мой сын и меньше всего мне хотелось бы хоронить тебя. — сказал Антонио, после чего вышел из палаты, едва не задев дверью Димитро, который в совершенно ошарашенном состоянии стоял с уже остывшим стаканом кофе в руке. Он слышал весь разговор. Недолго думая, Димитро зашел к брату.

— Сони, это правда? Это Алекс? — спросил он.

— И ты туда же! Не хорошо подслушивать чужие разговоры! Тем более, когда они тебя не касаются! — сказал Сантино.

— Это Алекс…

— Димитро, послушай, мы с ним немного повздорили. Алессандро Маретти неоднозначный человек и я сам до конца не разобрался во всех его делах. Я не хочу сейчас сотрясать воздух, показывая на него пальцем, не имея для этого достаточных оснований. Когда у меня будут эти достаточные основания, он пойдёт под суд и сотрясать воздух я буду только там. То, что произошло со мной сейчас, произошло исключительно по моей вине и моей недальновидности. И можешь успокоиться, твой дружок меня и пальцем не тронул и действительно не хотел подобных последствий. Наши с ним взаимоотношения пусть останутся между нами, не надо взглядом со стороны определять верность или неверность моих ходов в том или ином направлении и оценивать чужие поступки. — серьезно сказал Сантино.

— Сони, мы просто переживаем за тебя, — сказал Димитро.

— Я понимаю и мне от этого очень тяжело. Мне жаль, что все расстроены. Действительно жаль. Мне жаль, что я сейчас в больнице, у меня реально море работы. Мне жаль, если в итоге меня уберут и с этой должности. Чёрт побери, Димитро, я уже замучился сожалеть обо всём на свете!

— Не злись… твое дело сейчас приходить в себя. Думаю, дней двадцать тебе придётся провести в больнице. — сказал Димитро и вышел.

Он предпочёл не слышать, как брат посылает его к чёрту.

Отец и Моника ждали его у выхода из больницы. Он отвёз отца в офис, а Монику домой, она взяла несколько выходных на работе.

«А теперь посмотрим, что определяет мой взгляд со стороны», — ухмыльнулся себе под нос Димитро.