Фредерик Форсайт - Нет возврата

Старик Пасьен первым нарушил молчание:

– C’est l’Empereur [9] Это Император (фр) , – сказал он. Килиан резко повернулся к нему:

– Vous êtes sûr [10] Вы уверены? (фр) ?

Старик лишь кивнул в ответ.

– Что он сказал? – спросил Хиггинс.

Взгляд Мергатройда был прикован к тому месту на поверхности океана, где исчезла рыба. Медленно, но верно он выбирал леску.

– Эта рыба – местная знаменитость, – сказал Килиан. – Если только это он – а на моей памяти старик ещё ни разу не ошибся – то это голубой марлин, по прикидкам, крупнее нынешнего мирового рекорда в тысячу сто фунтов, а это значит, что он стар и хитёр. Его называют Император, и среди рыбаков он – легенда.

– Но как можно отличить одну рыбу от другой? – спросил Хиггинс. – Они же все одинаковые.

– Этот попадался дважды, – сказал Килиан, – и дважды обрывал леску и уходил. Но во второй раз, у Ривьер-Нуар, он был уже совсем близко к лодке. Они видели первый крюк, торчащий у него из пасти. А в последнюю минуту он оборвал леску и утащил с собой и второй крюк. Оба раза, пока его вываживали, он по нескольку раз вставал на хвост, и его как следует рассмотрели. Кому-то даже удалось сделать его фото в воздухе, так что он всем хорошо известен. В пятистах ярдах я бы его не узнал, но у старика Пасьена глаз-алмаз.

К полудню Мергатройд выглядел старым и больным. Скорчившись в кресле, он замкнулся в собственном мире, полном боли и какой-то внутренней решимости, подобных которым он ещё не испытывал. Его ладони были мокры от сукровицы, сочившейся из стёртых волдырей, насквозь пропотевшие ремни врезались в сгоревшие на солнце плечи. Низко склонив голову, он выбирал леску.

Иногда выбирать было легко – казалось, рыба даёт себе передышку. Когда напряжение на леске спадало, облегчение было таким сладостным, что он позже не мог найти слов, чтобы его описать. Когда удилище выгибалось и его сведенные мышцы должны были вновь выдерживать напор рыбины, боль была сильнее, чем он когда-либо мог себе вообразить.

Сразу после полудня Килиан присел рядом с ним и предложил ему ещё пива:

– Послушай, мужик, ты совсем загибаешься. Это тянется уже три часа, а ты правда не в форме. Незачем надрываться. Если тебе нужна помощь, передышка, только скажи.

Мергатройд мотнул головой. Губы его слиплись от солнца и соленой воды.

– Моя рыба, – сказал он. – Отстаньте!

Битва продолжалась, и безжалостные лучи солнца обрушивались на палубу. Старик Пасьен восседал на своем высоком кресле, словно старый коричневый баклан. Дав самый малый ход, он правил одной рукой и, повернув голову, всматривался в кильватер в ожидании Императора. Жан-Поль давно убрал оставшиеся три удилища и теперь укрылся в тени навеса. Бонито никого больше не интересовали, а лишние удочки могли запутаться. Хиггинс в конце концов пал жертвой качки и теперь скорчился в жалком положении, головой в ведро, куда из его желудка перекочевали два пива и бутерброды, съеденные на обед. Килиан сидел напротив и приканчивал пятую бутылку холодного лагера. Время от времени они бросали взгляды в сторону вращающегося кресла, где скорчилась похожая на воронье пугало фигура в туземной шляпе, и слышали мерное "тики-тики-тик", когда катушка сматывалась, или отчаянное "з-з-зз-ззз", когда леска вытравливалась обратно.

Когда марлин вновь встал на хвост, он был уже в трехстах ярдах. На этот раз катер оказался в яме между волн, и тут Император взорвал поверхность воды, выпрыгнув прямо на них. Он взлетел по восходящей дуге, и вода потоками лилась с его спины. Траектория его полёта точно совпала с курсом катера, и леска внезапно полностью ослабла. Килиан вскочил на ноги:

– Выбирай! – заорал он. – Он сейчас выплюнет крючок!

Многострадальные пальцы Мергатройда заработали с бешеной скоростью, выбирая слабину. Он едва успел. Леска вновь натянулась, когда марлин ушёл под воду, и Мергатройд выиграл целых пятьдесят ярдов. И тут же снова потерял их. Там, в неподвижной тёмной глубине, куда не доставали ни волны, ни солнце, великий морской охотник с инстинктами, отточенными миллионами лет эволюции, развернулся прочь от своего врага, превозмог силу, тянущую за край его костяной челюсти, и нырнул.

Маленький банковский клерк вновь скрючился в своём кресле, сомкнул пальцы на мокрой пробковой рукояти и держался, чувствуя, как ремни, будто тонкие струны, впиваются в его плечи. Мокрая леска вытравливалась прямо на глазах, сажень за саженью. Пятьдесят ярдов было потеряно, а рыба продолжала нырять всё глубже.

– Ему придется повернуть, и он опять приблизится, – сказал Килиан из-за плеча Мергатройда, – и тут уж не зевай, выбирай.

Он наклонился и заглянул в кирпично-красное обожжённое лицо. Две слезы показались из полузакрытых глаз Мергатройда и скатились вниз по обвисшим щекам. Южноафриканец осторожно тронул его за плечо.

– Послушай, – сказал он, – ты больше не выдержишь. Давай я сяду на часок, а? А потом, в конце, когда он будет близко и готов сдаться, я снова передам его тебе.

Мергатройд смотрел, как леска замедляет свой бег. Он открыл рот, чтобы ответить; его губа лопнула, и кровь из глубокой трещины струйкой полилась на подбородок. Пробковая рукоять была скользкой от крови его ладоней.

– Моя рыба, – прохрипел он. – Моя рыба.

Килиан выпрямился.

– Ладно, “энгельсман” [11] Англичанин (африкаанс) . Твоя рыба.

Было два пополудни. Солнце лупило по корме "Авана", как молот по наковальне. Император прекратил нырять, и нагрузка упала до сорока фунтов. Мергатройд снова принялся выбирать леску.

Часом позже марлин выпрыгнул из воды в последний раз. Он был теперь в какой-то сотне ярдов. Килиан и юнга бросились к борту, чтобы видеть его прыжок. На две секунды он завис над пеной, мотая головой из стороны в сторону, как терьер, в попытке стряхнуть крючок, неумолимо подтягивающий его к врагам. Из края пасти свисал обрывок стального троса, блеснувший на солнце. Затем с оглушительным шлепком он рухнул в воду и скрылся.

– Это он, – благоговейно произнес Килиан, – это Император. В нем двенадцать сотен фунтов, ни унцией меньше, двадцать футов от носа до хвоста, а на полной скорости в сорок узлов он может пробить своим копьём десятидюймовую доску. Ну и зверюга!

Он окликнул Пасьена:

– Vous avez vu? [12] Вы видели? (фр)

Старик кивнул.

– Que pensez-vous? Il va venir vite? [13] Как думаете? Скоро он выйдет? (фр)

– Deux heures encore, – сказал старик. – Mais il est fatigué [14] Еще два часа. Но он устал. (фр) .

Килиан наклонился к Мергатройду и сказал:

– Старик говорит, он уже устал. Но он будет сражаться ещё часа два. Хочешь продолжать?

Мергатройд уставился в то место, где исчезла рыба. Его взгляд затуманился от изнеможения, всё тело пронзала жгучая боль. В его правом плече лопнула мышца, и муки, причиняемые ею, были невыносимы. Ему ещё не случалось доходить до предела сил, исчерпывать свою волю до последней капли, и он не знал, где этот предел. Он только кивнул. Леска была неподвижна, удилище изогнуто. Император тянул, но слабее ста фунтов. Банкир сидел на своем месте и продолжал борьбу.