Ольга Баскова - Золотой конь Митридата

— Как тебя зовут? — спросил он и услышал отрывистый ответ:

— Гипсикратия. Я внучка царицы Амаги и прошу обращаться со мной с почтением.

Диофант кивнул. Он много слышал о воинственной амазонке Амаге, отнявшей жизнь не у одного храброго воина.

— Да, мне приходилось слышать о твоей бабушке, — улыбнулся он. — А что ты знаешь о царе Митридате?

— Что он завоеватель, — равнодушно бросила Гипсикратия.

— И тебе не хотелось бы стать его возлюбленной? — поинтересовался полководец. Она покачала головой, и золотистые волосы рассыпались по плечам.

— Разве ему мало тех, кто услаждает его каждую ночь? Я слышала о тысяче женщин. Зачем ему амазонка?

Диофант сжал ее острый локоть.

— Хочешь ты этого или нет — выбирать не придется. Ты станешь его наложницей. А если заслужишь любовь, будешь купаться в золоте.

Она усмехнулась и так посмотрела на полководца, словно он был жалким муравьем, которого в любое время можно было раздавить.

— Мне не нужно его золото и его любовь. Мое золото — это военные победы, моя любовь — это сражения, лязг оружия.

Диофант решил прекратить разговор. Гипсикратия станет наложницей Митридата. Она трофей, полученный в сражении, а трофеи всегда достаются победителям. Полководец кивнул воинам, и они повели девушку в шатер. Завтра на корабле они собирались везти ее царю.

Митридат ходил по тронному залу дворца в Фанагории, не уступавшему по величине и богатству Пантикапею. Создав неприступную крепость на другом берегу пролива, он укрепил над ним свою власть. И ни один римский полководец, даже самый выдающийся, не смог бы его потеснить. Царь достиг всего, о чем мечтал, — установил контроль над Причерноморьем, но сегодня это его не радовало. Бунт скифов, неудачное сражение, в котором он чуть не потерял свои позиции, не могли улучшить настроение. Вернуться в Коману, где Стратоника разрешилась от бремени сыном, назвав его Ксифаром, тоже не хотелось.

Разглядывая фрески на стенах, изображавшие битвы богов, Митридат с удивлением подумал, что его больше не тянет к этой женщине. Стратоника оказалась пустой и глупой, погрязшей в мелочных заботах. Нет, не такой должна быть настоящая царица! А какой, какой? Может быть, он сам виноват, что ни один его брак не оказался счастливым? Но в чем его вина перед Лаодикой и Монимой? Они предали его… Они, а не он… Горестные думы царя, словно звуки трубы, разорвал голос царедворца и приближенного Асандра:

— Великий царь, в сражении мы захватили прекрасную амазонку. Не хочешь ли ты пообщаться с ней?

Митридат равнодушно посмотрел на белокурого грека:

— Еще одна наложница? Их и так слишком много. Любовные игры мне наскучили.

Асандр улыбнулся, растянув тонкие губы.

— О, такой женщины у тебя еще не было! — От восхищения он причмокнул губами, будто расхваливая товар. — Да, ты насытился любовью женщин, которые сами летели к тебе, как комары на огонь. Но эта Гипсикратия — словно гордая степная кобылица, которую тебе нужно объездить. И она не жаждет оказаться в твоем гареме в отличие от многих девушек.

Для Митридата это действительно было новостью. Ему не попадались гордые непокорные наложницы, видимо, из-за того, что все они жаждали власти и золота. Неужели эта амазонка совершенно другая? В голубых глазах царя вспыхнул интерес:

— Веди ее ко мне.

— Воины с ней ждут за дверью, — угодливо ответил грек. — Сейчас прикажу ей войти.

Митридат удобнее устроился на троне, ожидая красавицу, которая не оказалась красавицей в его понимании этого слова. Он боялся признаться сам себе, что эталоном женской красоты для него оставалась мать и его жены чем-то походили на нее. Новая наложница отличалась всем. В ее стройной высокой фигуре не было округлостей, сквозь тонкую ткань хитона, испачканного речной тиной, просвечивали маленькие торчащие груди (царь вспомнил, что само слово «амазонка» означало «безгрудая»). В ее походке не было величественности, напротив, девушка косолапила, что неудивительно для тех, кто большую половину времени проводит в седле. Черты бледного лица были тонки, но обычны, ничем не примечательны, выделялись только блестящие огромные глаза и золотые волосы — естественное украшение, покоившееся на плечах.

Увидев царя, девушка не согнулась, не ссутулилась, лишь выше подняла гордую голову, и это ему понравилось.

— Значит, ты амазонка, — проговорил Митридат, рассматривая ее. — И, видимо, знатного рода, раз носишь золотой пояс. Как тебя зовут?

— Гипсикратия, — отвечала она низким голосом. Митридат развел руками.

— У меня действительно не было амазонок среди наложниц, потому что я никогда не любил ваше воинственное племя. Асандр сказал, что тебе не нужна моя любовь. Что ж, очень хорошо. Я тоже не нуждаюсь в твоей. Сотни настоящих красавиц добиваются моего расположения. И их не затмить какой-то девчонке из степей Тавриды.

Он специально сказал это как можно резче и с удовольствием заметил, как гордая амазонка поникла. Еще бы! Это она имела право отвергать, казнить и миловать… Но не другой, пусть даже царь царей. Асандр тоже уловил перемену в ее настроении и поспешил вмешаться:

— Великий царь, не лучше ли дать девушке привести себя в порядок? Она сражалась с героизмом, заслуживающим внимания. Пусть отдохнет в покоях, примет ванну, а завтра вы поговорите еще раз.

Митридат поднял руку с перстнем, как бы соглашаясь, и Асандр повел Гипсикратию на женскую половину. Она сразу попала в руки опытных служанок, знавших, как преобразить наложницу и заставить царя увлечься ею. Ей приготовили горячую ванну, смыв грязь и пот с загорелого тела, уложили спать на свежие простыни, поражавшие белизной, а утром искупали в морских ваннах с целебными благоухающими травами, надели хитон из дорогой материи, густые волосы украсили розами. Такой она и переступила порог тронного зала.

Митридат восседал на пышном персидском ковре, черном, с красными и желтыми цветами. Сегодня его начавшую седеть голову украшала оскалившаяся пасть леопарда. Рядом стояли приближенные, издавшие при появлении Гипсикратии восторженные крики. И правда, было чему восхищаться. Сегодня амазонка казалась поразительно красивой. Вчера Митридат не заметил, какого цвета ее глаза, но теперь хорошо разглядел их. Голубые, как у его матери, широко расставленные, прозрачные, как утреннее море. А волосы… Чистые, расчесанные умелыми руками, золотые, не рыжие, а именно цвета благородного металла, пышные и кудрявые, придававшие ей царский вид. Митридат поднялся и подошел к ней, взяв за руку, ласковую, теплую.