Ольга Баскова - Золотой конь Митридата

Лариса закрыла лицо руками.

— Как же все это объяснить? — простонала она.

Иваровский наклонился к ней:

— Да очень просто. Вы натура впечатлительная. Потеряв близкого человека, который был для вас всем, вы постоянно думали о нем, переживали за свою дальнейшую жизнь, и это привело к нервному срыву. Супруг, ваш покровитель, стал мерещиться вам везде. Такое бывает, поверьте… Вам нужно немного подлечиться — и все пройдет.

— Тогда выпишите мне лекарства и отпустите домой. — Лариса встала с постели. — В августе я выйду на работу в школу. Насколько мне известно, я должна буду предоставить справку о том, что не состою у вас на учете.

— Голубушка, хорошее лечение нельзя осуществить амбулаторно, — прочирикал Иваровский. — Мы сделаем вам некоторые процедурки, пролечим гипнозом. И от прошлых видений у вас не останется и следа. А что касается справки… Сразу же после выписки я уничтожу вашу историю болезни. У вас не шизофрения, а обычный симпатичный неврозик. Мы дадим ему бой, и он тихо и мирно исчезнет.

— И все же я хотела бы лечиться дома, — протянула женщина. — Я не представляю угрозы для общества, и меня вовсе не обязательно изолировать.

Доктор развел руками. Глаза у него были светло-карие, большие и печальные, как у больной борзой.

— Насколько я понимаю, вы сирота. С вами некому возиться. Больной в таком состоянии, как вы, должен быть под наблюдением. А то, скажем, не выпьете вовремя нужное лекарство — и все лечение насмарку.

— Зачем мне нужен гипноз? — устало спросила Лариса.

— Он дает великолепные результаты, — заверил ее Иваровский. — Через недельку будете как огурчик. Я постараюсь, обещаю вам. Но и вы не огорчайте меня. — Он встал, давая понять, что разговор окончен. Красовская тоже поднялась, но доктор усадил ее на кровать.

— Лежите, отдыхайте. Старайтесь побольше спать. В вашем положении сон — лучшее лекарство.

Лариса хотела возразить, но его мягкий голос звучал вкрадчиво, завораживающе, ее глаза против воли стали слипаться, и она опустила голову на подушку. Доктор, посмотрев на пациентку, улыбнулся, но уже не грустно, а победно, торжественно, вышел из палаты и достал мобильный телефон.

Малая Азия, I век до н. э.

Прошло почти двадцать лет, но Пантелеймон, по-прежнему горевший желанием отомстить Митридату, решил, что его час наступил. Когда-то Сулла отказал ему в помощи, но времена Суллы прошли. Он выполнил свое обещание: укрепив Рим, стал простым гражданином, но ходили слухи, что бывший диктатор тяжело болен. Он гнил заживо, и самые хорошие врачи не могли ему ничем помочь. Теперь на место полководца, главнокомандующего претендовал Гней Помпей, некогда приближенный Суллы, человек честолюбивый и непорядочный, рвавшийся закрепить военные победы Рима. Только такой и мог помочь Пантелеймону избавиться от Митридата.

Но, попытавшись узнать у богатых родственников, как к нему приблизиться, предатель понял, что это бесполезно. Помпей, происходивший из знатной семьи, держал голову кверху и общался только с римской знатью.

Немного поломав голову, грек решил отправиться в Коману. Он знал, что Митридата там не было. Про царя ходили разные слухи: что он давно не появлялся в крепости, где живет законная жена, потому что без памяти влюбился в какую-то скифскую амазонку и проводит с ней дни и ночи. Такие слухи были ему на руку. Пантелеймон знал: брошенные женщины ни перед чем не останавливаются, чтобы отомстить своим обидчикам — мужчинам. Что, если проникнуть к Стратонике, которая наверняка не все знает о неверном супруге, и рассказать, почему Митридат к ней охладел? Что ж, это будет лучше всего.

Сев на корабль, Пантелеймон отправился из Греции в Малую Азию, добрался до Команы, предполагая, что неподалеку должны находиться римские войска, которые обязательно нападут на крепость. Вероятно, местные жители, коих в окрестных селениях было совсем немного, прослышали про наступление Помпея и поспешили убраться вместе с нехитрым скарбом. Стратоника оставалась с немногочисленным отрядом бойцов, которые в случае нападения мощной армии Помпея вряд ли могли ее защитить.

Когда Пантелеймон приблизился к воротам крепости, начавшим покрываться ржавыми пятнами, путь ему преградил пожилой воин в чешуйчатой кольчуге и шлеме. Пантелеймон узнал его. Леонид много лет верой и правдой служил царю. Его мужественное лицо сеткой покрывали боевые шрамы, правый глаз почти закрыло поврежденное веко, у левого уха не хватало мочки. Грек улыбнулся Леониду, тоже узнавшему бывшего приближенного царя, но не выказавшему никакой радости.

— Это ты, Пантелеймон? — спросил Леонид, наморщив нос от негодования. — Я думал, твои кости давно гниют на чужбине. Зачем ты пришел сюда? Любой дом Митридата теперь для тебя чужой.

— А если я пришел с миром, чтобы спасти его жену и наследника? — ехидно поинтересовался Пантелеймон. — Тебе ведь известно, что Помпей стоит за той горой. Не сегодня завтра его войска перейдут через нее — и тогда все, кто находится в крепости, погибнут. Говорят, у Помпея лицо добрячка, но душа Цербера.

Леонид оперся на копье, думая о том, что в словах Пантелеймона есть логика.

— Как ты спасешь семью Митридата? — спросил он, пристально глядя на предателя. — Что, если я тебе не верю?

— Веришь ты мне или нет — меня не волнует, — равнодушно отозвался грек и погладил поредевшую бороду. — Дай мне поговорить с царицей. Возможно, она примет мое предложение.

Леонид почесал затылок, сняв шлем.

— Только я буду рядом, — решил он.

— А уж это как угодно царице, — усмехнулся Пантелеймон. — Я желаю говорить с ней наедине. Можешь меня проверить — я безоружен.

Воин махнул рукой:

— Ладно, идем.

Он впустил его в ворота и попросил подождать возле засохшей оливы. Грек отметил про себя, что Стратонику не интересовал цветник, разбитый при Митридате. На клумбах корчились желтые стебли каких-то цветов, комья земли ссохлись, и чтобы их разбить, требовалась большая сила. Искусственный пруд, где, вероятно, когда-то плавали рыбки, засох, оставив после себя лишь заросшее осокой углубление. Да, женщина явно горевала по мужу, думала о нем и его частых отговорках посетить ее с сыном. Интересно, знала ли она об амазонке? Пантелеймон никогда не видел Стратонику и поэтому не поклонился женщине, вышедшей из дворца во двор. Леонид еле поспевал за ней, прихрамывая на левую ногу.

— Ты хотел меня видеть, — начала царица, скривив губы, и Пантелеймона поразила ее внешность. Митридат взял ее в жены, считая красавицей, но грек видел перед собой измученную постаревшую женщину с седыми прядями в потускневших, потерявших блеск и цвет волосах, с глубокими морщинами на серой коже, с выцветшими потухшими глазами.