Ольга Баскова - Золотой конь Митридата

— Вам ничто не угрожает, — произнес Агазон. — Поистине ваш зять — благороднейший человек. Он сказал мне, что знает о вашем участии в заговорах против него, но добавил: «Царь Армении Тигран Великий, внук благородного Арташеса Великого, не сдает своих родственников их врагам». Он дал вам двадцать тысяч воинов. Господин, мы можем выступить против Помпея.

Дивноморск, 2017

Верный своему слову навестить Ларису, Геннадий отправился к ней утром — к обеду ему нужно было поспеть на одно заседание историков-краеведов. Оказавшись возле ее дома, мужчина увидел, как Красовская быстро пошла на остановку и впрыгнула в автобус. Быстров решил последовать за ней. Усевшись в припаркованную машину, он обогнал автобус с Красовской и потом, на мгновение потеряв его из вида, наблюдал, как серая машина сбила профессора, наскочив на тротуар, по которому старик бежал трусцой. Геннадий не разглядел номера автомобиля, сразу скрывшегося с места происшествия, он быстро набрал «Скорую» и полицию. Приехавшим врачам осталось только констатировать смерть, и двое дюжих санитаров уложили на носилки тщедушное тельце профессора.

Откуда взялась Лариса, Геннадий сразу не понял. Женщина принялась визжать как резаная, показывая то на одного, то на другого прохожего. Ее никак не могли успокоить, и, разумеется, кончилось все тем, что санитары скрутили беднягу, сделали укол и увезли. Быстров поехал следом, хотя почти не сомневался, куда ее везут. Городской психоневрологический диспансер принял несчастную в свои объятия, и Быстров подумал, что это надолго. Когда врач захочет побеседовать с новой пациенткой, Лариса без утайки расскажет ему и о звонках мужа с того света, и о его пребывании на даче, и о том, что Стас по какой-то никому не ведомой причине убил профессора Зенина.

Не зная, что делать дальше, Геннадий остановил машину в сосновом леске у забора диспансера, пригладил волосы и зашел в вестибюль поликлиники, направившись к регистратуре. На его удивление, там никого не было, и он решил узнать о Ларисе у докторов, но врачи угрюмого вида носились взад и вперед, не желая отвлекаться по мелочам, и лишь прыщавый практикант с голодным блеском в глазах изъявил готовность помочь. За небольшую сумму Быстров узнал, что новая обитель Ларисы — комната номер двадцать два на втором этаже первого корпуса больницы.

Проникнуть туда не было никакой возможности: окна прикрывали толстые решетки. Сказаться посетителем и навестить Ларису вполне легально — этот план его не устраивал. Во-первых, его могли не пустить, а во-вторых… Впрочем, первого было вполне достаточно. Оставалось проявить чудеса скалолазания, в сумерках забраться на второй этаж по пожарной лестнице и, притаившись на толстом карнизе, слушать все, что будет делаться в палате 22.

Быстров еле-еле дождался темноты и спокойно проник на территорию больницы. После развала Советского Союза такие учреждения охранялись из рук вон плохо, и ни одна живая душа не заметила, как хорошо одетый мужчина забрался на второй этаж и, держась за решетку, приник к окну. Лариса, бледная и замученная, сидела в кресле, а высокий мужчина средних лет, качая маятником перед ее глазами, задавал какие-то вопросы.

Вероятно, женщина отвечала не то, что он желал услышать, потому что гипнотизер морщился, кривил губы, а потом, уложив ее на кровать, зачем-то привязал к спинкам руки и ноги пациентки, вышел в коридор и достал мобильный. Доктор говорил громко и раздраженно, и до Геннадия донеслось:

— Нет, мне не удалось узнать то, что вам нужно. Вероятно, у нее частичная амнезия. Она помнит только то, что касается мужа. Да, я понимаю, что сведения нужны вам как можно скорее. Мы продолжим работать. Через два-три дня она заговорит.

На том конце кто-то упрямо повторял какую-то просьбу, вероятно, делая разговор для гипнотизера не очень приятным, но тот терпеливо, как солдат на параде, все выслушивал и лишь продолжал обещать:

— Она вспомнит нужные вам факты, она все вспомнит, я вам ручаюсь. Нет, про документ не было сказано ни слова. Еще я хотел бы сказать, что вы правильно распорядились привязать ее. Она вполне адекватна и способна к действиям.

Геннадий качнулся, словно под порывом ветра, и тут же ухватился за решетку, оплетенную толстым плющом. Ему никогда не нравилось это растение, которое, как паразит, присасывалось к деревьям и кустарникам, но сейчас ему казалось, что этот толстый ствол с мраморными прожилками на темно-зеленых листьях — его единственный союзник. Решение созрело так быстро, что он сам подивился этому, явно такого от себя не ожидая. Мужчина оторвал одну руку от решетки и немного поработал кулаком. Руки затекали. Еще немного — и он может сорваться. Второй этаж довольно высокий, и, если он спикирует вниз, перелом позвоночника ему обеспечен.

Быстров потянул на себя решетку и поморщился. Здание строили еще в советские времена, и окна были законопачены на совесть. Оставалось проникнуть туда каким-нибудь другим способом. Мужчина осторожно спустился вниз и подкрался к центральному входу. В холле сидела заспанная пожилая медсестра. Тошнотворно пахло кислой капустой и типичными больничными запахами — хлоркой, карболкой. Дождавшись, пока дежурная отлучится, Геннадий открыл входную дверь и проник в вестибюль. Спрятаться за широким диваном не составило труда. Пожилая медсестра вернулась с веселым черноглазым парнем, видимо, практикантом, подрабатывающим здесь санитаром или медбратом.

— В пятнадцатой опять колобродила, — сообщил он ей, и на его лице появился испуг. — Что, если ночью даст нам жару? Дежурный врач опять с нашей Элечкой запрется и ни на что не станет реагировать. А охранник уже поддатый, я к нему подходил. Он тут для мебели, правда? Хорошо, что мое первое дежурство совпало с вашим, Анна Сергеевна. Вы тут уже давно работаете и всякого насмотрелись.

Анна Сергеевна кивнула:

— Это точно, всякого. Книги можно писать. Триллеры.

Он сел напротив нее, с интересом попросив:

— Расскажите.

Женщина вздохнула:

— Рассказывать особо нечего. Здесь всегда было ужасно. Правда, есть и такие, для которых психбольница стала родным домом. Ты скоро с ними познакомишься. Свирзицкий, например. А что — крыша над головой есть, кормят бесплатно, койка прилагается. А куда податься на воле, особенно если ты одинок? Права я, Коля?

Коля наклонил голову:

— Лучше и не скажешь. Правда, я слыхал, что в Советском Союзе больных лучше лечили, даже вылечивали. А тут колют всем подряд снотворное… Так называемое лечение сном. Разве это лечение?

— Считаешь, плохое? — удивилась медсестра. — Странно. Вот тебя пугает, что Петрова скоро начнет колобродить и ужин тебе на голову выплеснет. А как бы ты запел, если бы еще с десяток клиентов вели себя, как она?