Александр Олейников - Дом №12

Так было и здесь: такой же панический страх сопровождал меня всю дорогу, когда мы перелазили через кресты и обходили надгробья, когда вдруг с ветви дерева резко и зычно слетал ворон, или когда приходилось обеими ногами падать в болотистую жидкость. Нечего и говорить, что я давно уж сбился с дороги и даже и не думал в призрачной пелене отслеживать наш путь обратно.

Внезапно Арсюшкин остановился перед каким-то древним склепом, украшенным каменными печальными ангелами, которые плакали и держали под лицами в обеих руках чаши, после чего он достал свою дорожную кладь и обратился ко мне с такими словами:

– Здесь, мы пришли, Иван Андреевич, это точно здесь.

– И что же? Где же находится скрижаль?

– Там, внутри склепа. – И он показал рукой на каменные двери, навеки замурованные.

– Но сможем ли мы открыть их?

– Постараемся, друг. – Тут он, улыбаясь, достал из своей дорожной клади два больших железных стержня. – Давай вставим их и попробуем надавить.

Мы так и сделали, но у нас ничего не получилось, поскольку открыть двери нам мешало что-то снизу.

– Ничего не видно. – Говорил он.

– Быть может нам стоит осветить это место?

– Ни в коем случае! Мы можем быть увиденными при таком риске!

Мы стали думать что делать и принялись нащупывать руками землю подле склепа. Оказалось, что открыться ей мешала огромная плита, но если бы ее разбить, то двери бы конечно тут же были отперты.

– Если будем бить стержнями, нарушим свою скрытность, так как нас будет повсюду слышно. – Говорил мне Арсюшкин.

– Так может нам просто обмотать стержни нашей одеждой?

– Точно! Иван Андреевич, вы гений!

Мы сняли платья, обернули ими стержни и начали приглушенно бить по плите, которая тут же и развалилась. С небольшим скрипом мы открыли двери и обнаружили внутри склепа ящичек, со вложенной в него золотой треугольной пластинкой, с выгравированными на ней символами и узорами.

– Вот она! Скрижаль! – Возликовал Арсюшкин. – Иван Андреевич, как я вас люблю! Вы мне дороги как мой рассудок.

Вдруг страшный выстрел мощной винтовки потряс тишину и верхушка деревянного близстоящего от меня креста отскочила в щепки от карательной пули.

– Кого там черт принес ночью?! – Заорал кто-то так страшно и громко, что дух мой пал окончательно.

Первые мои мысли были такие, что надо спасаться, а так как обратной дороги я не знал, то и полагался на своего друга. Но мой друг ловко юркнул внутрь склепа и закрыл за собою на щеколду мощную каменную дверь, присовокупив:

– Здесь обоим не влезть.

Я от страха побежал куда глаза глядят, но в том же самый миг раздался еще один выстрел и мой картуз снесло пулею.

– Ах! Сукин ты сын, не уйдешь ужо от меня!

Я сломя голову помчался вдоль могил и крестов, то пропадая, а то и вновь возникая в зеленом сумраке и молочной дымке. Часто я падал, но все же продолжал бежать, часто чуть было не врезался в надгробия и еще более чаще цеплялся своею одеждою за кресты и оградки с шипами.

– Куда ж собрался, сорванец?! Вот я тебя сейчас! – Раздавался страшный крик где-то уже совсем рядом и снова мощный выстрел оглушил меня, а пуля пролетела перед самым носом.

Я вдруг понял, что заблудился и не могу более выбраться из этого лабиринта крестов и могил, что плутаю теперь же между деревьями и не знаю, как бы мне подальше уйти от жуткого Смотрителя, который знал расположение кладбища как свои пять пальцев, и который держал мою жизнь у себя на ладони.

Внезапно мне удалось выбежать на прямую и длинную аллею между многими деревьями, уходящую далеко в другую сторону и застланную пеленою тумана, но на которой можно было разогнаться до внушительной скорости. Я выбежал на нее и помчался вперед, что было сил, моля Бога, чтобы мне хватило времени сбежать от Смотрителя по этой мрачной аллее, уходящей вдаль и возбуждающей от томительной тишины немалое волнение и содрогание.

– Менелай, Аякс, – фас! – Вдруг послышалось мне, не без заметного сердечного движения.

Я точно помню, как обернулся назад, чтобы посмотреть на Менелая с Аяксом-то, и к неописуемому ужасу признал в них безумно уродливых и отвратительных трехглавого Цербера и двухголового Орфо. Я вскрикнул в ужасе и свернул куда-то в кусты, не дожидаясь окончания аллеи, где бы они поймали меня точно.

Выстрелы и рычание собак не прекращались, покамест я наконец не нашел знакомую тропку и не выбежал по ней к тому самому лазу, через который мы сюда залезали.

Уже почти я пролез под этим самым высоким и ржавым забором, как вдруг в мои мягкие части тела вцепились безжалостно всеми пятью мордами оба пса, после чего оттянули орущего от боли меня обратно, на каменный настил перед одной из могил, где уже стоял весь в черном плаще, с заряженной винтовкой и шляпой, в сапогах и в грязи, ужасный Смотритель.

– А вот ты и попался в ловушку, как раз мне в руки, шельмочка! – Сказал он, приставляя мне ко лбу дуло винтовки, и громко заржал, после чего спустил курок. Раздался выстрел, меня по-прежнему оглушило, в глазах засверкало, мозги мои разлетелись, а кровь хлынула на надгробие. Жуткая боль одолела меня и я, будучи усевшись на сей раз на стуле под светильником со свечами, проснулся от того, что большая капля расплавленного воска капнула мне на самый лоб.

Я подпрыгнул, начал растирать его и в ужасе убираться прочь из этой курильни домой. Впрочем, не на столь долго.

Как вы уже поняли, дело запутывалось нелегкое.

Никак нельзя было решить, к какой из двух сторон можно было отнести здравый смысл, да так, чтобы и самому не остаться в дураках. Но вот беда, сколько я не внимал обоим участникам междоусобного конфликта, сколько не воображал я, что этот самый конфликт есть по сути миф и подлейшая фикция, а все толку было нуль, и в конце концов я запутался совершенно.

Трудно описать вам во всех тонах и красках тот обиход моих мыслей, который уносил меня в бескрайние дали неведения, который не оставлял меня ни на миг и с головою поглощал своей интересностью и странностью. Никак нельзя было решить, кто из них двоих был опаснее и в чем могла заключаться сила и влияние каждого из них: один был властен над мною и над многими существами как в мире, так и вне мира, то есть вне мира потому, что мог убить меня спящего; другой же напротив, был вовсе не властен над мною, и даже проявлял видимое дружелюбие, однако предприятие и цель, им установленные, а также их исход и вероятный союзник, которого даже побаивается сам Тенетников, да еще и масса, то есть как бы контингент, противопоставленный всего лишь одному, но сильному человеку, все это ставило Арсюшкина на равную планку со Львом Борисовичем.

Однако я решил обратить всю свою харизму и прочие способности на подобострастие к каждому из них, и проверить наверно: каков будет исход, помоги я обоим, но странное предчувствие кололо меня в самое сердце.