Галина Романова - Ангел мщения

Игорь молчал, не заполняя паузы дополнительными вопросами.

— Но теперь он занял весьма активную позицию. И по сведениям, он нанял целую свору адвокатов, практикующих в бракоразводных делах и вопросах опеки. И поэтому, Игорь, я на тебя очень рассчитываю.

Глеб опустил взгляд в стол. Игорь затаил дыхание.

Вот он! Вот он момент истины! Сейчас Глеб скажет самые важные преступные слова, которые впоследствии помогут Игорю. Помогут стать влиятельнее, состоятельнее. Помогут занять в обществе очень завидное положение. Куда более завидное, чем теперешнее положение Глеба.

— Что я должен сделать? В чем вы на меня рассчитываете?

Все же Игорь решил помочь ему, пауза затягивалась. Запись на его телефоне не могла продолжаться бесконечно. Максимум десять минут. Потом она автоматически прерывалась. Это же все-таки не диктофон. Знал бы, прихватил из дома.

— Ты должен будешь выступить в суде. Ты должен будешь свидетельствовать, что я хороший отец. Заботливый. Внимательный. Ты должен будешь помочь мне отстоять ребенка. Ты готов?

— Конечно, Глеб Сергеевич. Какой разговор. Что скажете, то и повторю.

— Не надо ничего повторять. Надо просто сказать правду. — Глеб свел брови, поджал губы. — Никаких ложных показаний, друг мой. Станем говорить правду, и только правду. Все, можешь идти.

Игорь вышел. И минуту стоял возле двери, пытаясь отдышаться.

Что это сейчас было? Что, мать их, это сейчас было?! Проверка на вшивость? Показательные выступления? Или ему ясно дали понять, что ему не доверяют?

Ладно! Ладно, он переживет. Он перетерпит. Но пусть не думают, что им можно манипулировать. Что он — ручная собачка, которая за кусочек сахара станет плясать на задних лапках. Он им еще покажет! Он им обоим, ох, что еще покажет!

— Сережа! Сережа, не отводи взгляда, пожалуйста!

Маша, ворвавшись в его дом десять минут назад, почти сразу после ухода Инны, смотрела на него с тревогой.

— Что ты хочешь, Маша?

Он глядел на стройный ряд пустых бутылок, выстроившихся вдоль кухонной стены, и думал о том, что в какой-то из этих бутылок может остаться на дне алкоголь. А может даже сразу в нескольких. И если он сейчас встанет и со стаканом обойдет этот ряд, то вполне может набрать граммов сто, а то и сто пятьдесят.

Сто граммов водки. Вот то, что сейчас ему было нужно, чтобы освободить свою голову от противных, липких мыслей о девчонке, которую он приютил и которой позволил сбежать из-под носа полиции. Чтобы освободить свое сердце от ноющей боли. Оно же знало, что они больше никогда не увидятся. И ныло, и ныло, и ныло.

И унять это нытье под силу было только алкоголю. Он знал об этом, как знал о том, что он слабак, тряпка, никчемный человек. Бездарно сгубивший свою жизнь. Не сумевший никому толком ни в чем помочь.

Вот и несчастной, запутавшейся в жестких обстоятельствах девчонке не сумел помочь. Ее поймают. Это вопрос времени. Он будет держать оборону, насколько это возможно. Может, даже посидит за свое молчание в следственном изоляторе. Толку-то от этого? Толку от его жертвы никакого. Ее все равно поймают. А если ее поймают, то она умрет. В камере она протянет недолго. Те, кто поручил ей страшное, преступное дело, дотянутся до нее там легко.

Ему ли не знать! Он проработал следователем не один год.

— Сережа, посмотри на меня, — потребовала Маша.

Он поднял на нее взгляд. И впервые за минувшие годы не нашел ее красивой.

Густые черные волосы, заплетенные в замысловатую косу, побила седина. Вокруг глаз, самых прекрасных для него когда-то карих глаз, сетка морщин. Странно, что он не замечал этого раньше. Того, что Машка так сильно постарела. И в бедрах раздалась, и животиком обзавелась. И ногтями уже не занимается с прежней тщательностью.

Тьфу, гадость какая в голову лезет! Он не должен, не имеет права их сравнивать. Они разные. Одна — молодая, опасная, влекущая. Вторая — постаревшая, заботливая, привычная.

Только вот от заботы и привычки этой все время хочется надраться. Странно…

Сергей встал из-за стола, достал из шкафа рюмку, дошел до стены, присел на корточки. Взял в руки первую из ряда пустую бутылку, чуть наклонил. Посмотрел на свет. Пусто. Так же со второй, третьей, четвертой. Капля алкоголя нашлась в шестой. В восьмой чуть больше. К концу ряда, как он и предполагал, набралась рюмка. С ней он вернулся к столу. Сел. И, не глядя в лицо охнувшей беспомощно Машке, выпил рюмку до дна.

Отвратительно! Алкоголь был невозможно теплым, попал не в то горло, и он долго надсадно кашлял. Машка попыталась постучать ему по спине между лопаток, он увернулся. Грубо приказал:

— Отойди!

Она вернулась на свое место, села, притихла. И, дождавшись, когда он откашляется, спросила:

— Сережа, ты влюбился?

И он не стал отнекиваться и врать. Просто сказал:

— Да.

И уставился на нее больными глазами.

— Я влюбился, Машка. Да так, что… Это совсем не то, что было к тебе. Это сильнее, это страшнее.

— Я вижу, — кивнула она и покусала губы.

Ему показалось, что с досады. Но могло и показаться.

— Я не знаю, как это вышло. Сначала озарение, а потом мрак. Полный мрак. После того, как она ушла… Все внутри оборвалось. Что делать, Машка? Как же дальше жить?

В голове немного зашумело от выпитого. Сразу захотелось повторить. Совсем не хотелось помнить, что обещал девчонке не пить. Плевать на обещания! Они больше никогда не увидятся. Она исчезла из его жизни так же стремительно, как и появилась. И ничего не оставила после себя, никакого яркого следа. Ничего, кроме болезненного ощущения его собственной неприкаянности. Все как раньше.

— Как дальше жить, Машка? — повторил он вопрос и похлопал себя по карманам штанов.

Визитка одного славного таксиста, снабжающего его водкой, нашлась сразу. Он позвонил и заказал сразу три бутылки.

— В кредит, как всегда? — уточнил таксист.

— Нет, оплачу все сразу.

Он швырнул телефон на стол. На Машку старался не смотреть. Ничего нового он не увидит. Укоряющий взгляд, раздраженно изогнутые губы, укоризненное покачивание головой. Так бывало всегда.

— Сережа, тебе не надо этого делать, — произнесла Маша почему-то шепотом.

— Я все равно выпью, Машка. Ты же знаешь.

— Я не об этом. Я не об алкоголе.

— А о чем? — Он удивленно глянул на подругу.

— Тебе не надо спасать ее. Не надо вовлекать себя в чудовищный переплет. Не мне тебе говорить, чем это чревато. Ты работал в органах, знаешь всю степень ответственности. За…

— За что?

Ему даже стало интересно.

— За сокрытие опасного преступника, — выдох-нула она и снова шепотом.

То ли ей настолько страшно было, то ли боялась, что их подслушают.

— Она причастна к чудовищному преступлению. Она подозревается в убийстве трех человек, — немного с пафосом и чуть громче сказала Машка. — Ты, конечно же, не мог этого знать. И я отчасти тоже виновата, что вовлекла тебя во всю эту историю. Я просто хотела, чтобы ты съездил и поговорил с соседями, с полицией, обзавелся историей для создания новой книги, а ты… А ты, скотина, влюбился! С первого взгляда, что ли? Я не могу понять! Как ты мог?