Галина Романова - Ангел мщения

Панкратов, подумав, согласно кивнул. Достал из другого кармана точно такой же по размеру конверт и швырнул его на стол со словами:

— Как знал, как знал. Вы ведь с таким двойным дном чемодан, Иван Степанович.

— Здесь не хватает. И прилично не хватает! — пересчитав купюры, возмутился Иван Степанович. Надув губы, пробубнил: — Так не годится.

— Не годится утаивать от следствия преступника, гражданин начальник. И подставлять своих коллег. Алчность-то она до хорошего не доводит. Так что? Продаете мне права на запись или возвращаете конверт?

Конечно, он уже расслабился. Алиби его подтверждено. От него теперь отстанут. А найдут или нет убийцу старика, не так уж и важно. Да, это человек из его окружения, но не сын же. К тому же он может его вычислить самостоятельно. Напрячься и вычислить.

Все это угадал в его заблестевших азартом глазах Иван Степанович и нехотя сунул конверт в сумку. Лучше столько, чем нисколько, решил он. Поимка преступника — вопрос времени. Наверняка он где-то по пути еще наследил.

Он отдал вторую флешку Панкратову, но тот вдруг захотел посмотреть, за что уже отдал деньги. У него не было с собой компьютера, а до дома добираться прилично. Любопытство подстегивало.

— Смотрите, — он снова выставил экраном в его сторону свой мобильник. — Смотрите внимательно.

Панкратов смотрел не отрываясь. Когда запись закончилась, взгляд его был рассеянным, беспомощным.

— Этого не может быть! Но зачем? — Это единственное, что успел произнести Панкратов до того, как Иван Степанович ушел.

Она спала и не спала. Сама не понимала, что с ней. Она лежала на втором этаже в доме Кузьмича, в той же самой кровати, укутавшись одеялом по самые брови. Сознание было рассеянным, тело легким, она совершенно точно дремала, даже что-то видела во сне. Какие-то обрывочные видения. Будто мама ходила по спальне в доме Кузьмича, отчетливо вздыхала, гладила ее по голове, по щекам, мокрым от слез. И что-то говорила ей. Или предупреждала?

Инна обеспокоенно заворочалась и открыла глаза.

Мамы в комнате не было. Кузьмич был. Сидел в старом кресле-качалке возле окна и слегка похрапывал. Сторож что надо! Инна едва слышно фыркнула. Выбралась из кровати, накинула на плечи одеяло и подошла к окну.

Начало пятого утра, уже рассвело. Кажется, день будет погожим. По верхушкам деревьев скользили солнечные блики. Птичий гомон скрадывал все звуки. Даже на какой-то миг заглушил храп Кузьмича. Инна покосилась в его сторону.

Странный он все же. Каждый день говорил ей о своей любви, но не сделал ни единой попытки до нее дотронуться.

— Я так не могу, — сказал он ей вчера за ужином, который они провели вдвоем.

— Почему? А вдруг меня завтра уже не будет? Вдруг меня убьют?

Она дотронулась до его руки. Он ее тут же одернул со словами:

— Тогда и меня убьют тоже.

— Я не хочу, чтобы ты страдал из-за меня.

— Я уже по тебе страдаю. И…

Он хотел еще что-то добавить, но в кухню вошли двое охранников, которых приставили к Инне. Первые два дня они торчала в машине под окнами его дома. Потом их перевели в дом, с согласия Кузьмича. И по его настоятельной просьбе.

— Нечего светиться под окнами. Это неумно, — сказал он, позвонив капитану Арскому.

— Согласен, — ответил тот и пообещал со дня на день приехать.

Явился этой ночью. Кузьмич был в душе, когда Арский вошел в дом. Его впустили охранники.

— Добрый вечер. Как вы? — спросил он у Инны, обнаружив ее в гостиной Кузьмича за просмотром старых фотоальбомов.

— Стараюсь делать вид, что все хорошо, — она поприветствовала его кивком.

Делать вид, что рада ему, нужды не было. Все знали, что ее дни на свободе сочтены. Сейчас ее используют в качестве приманки для убийц ее матери. Для тех людей, которые стояли за взрывом. После того как они будут пойманы, ее арестуют.

— Скорее всего, вам изменят меру пресечения, — нехотя проговорил Самоваров. — И до суда вам придется посидеть в камере.

— И после суда тоже, скорее всего, — не стал врать Арский, когда Кузьмич пристал к нему с вопросами. — Все будет зависеть от показаний ее…

Выговорить слово «сообщников» он не рискнул.

После того как ее выпустили из СИЗО, она три дня жила в своей квартире. Никто не приходил. Слежки за ней не было. То есть убийцы ее не вычислили.

— Может, они попросту боятся действовать там? — предположил Самоваров. — Слишком людно. Слишком опасно. Надо создать им более благоприятные условия для нападения.

И они переехали к Кузьмичу. И снова тишина. Никто подозрительный так и не появился.

— Они могут не проявить себя, — предположил сегодня ночью за чаем капитан Валера. — Могли просто залечь на дно, и все.

— А это плохо или хорошо? — спросила Инна.

— Для вас это плохо.

— То есть, если они пойдут ее убивать — это для нее хорошо. А если просто исчезнут — это для Инны плохо? — Кузьмич негодующе фыркнул. — Ну, вы вообще, капитан… Договорились, что называется!

— Я говорю правду, — спокойно отреагировал Валерий.

Он встал из-за стола, походил по кухне с кружкой остывшего чая. Остановился возле наглухо занавешенного окна. И сказал, не поворачиваясь к ним лицом:

— Эти, с позволения сказать, люди — единственные свидетели ее непричастности к взрыву. Это ее единственный шанс остаться на свободе после суда. Есть надежда, что отделается условным сроком. А так…

— А так? — подала она голос.

— А так придется ответить по всей строгости Закона, — не стал он врать. Повернулся, глянул на нее без сочувствия. — По совокупности совершенных преступлений это может тянуть на солидный срок, гражданка Комарова.

Вот и не знала теперь Инна, чему больше радоваться. Тому, что ее придут убивать, или тому, что убивать ее не станут.

Кузьмич снова всхрапнул и заворочался в кресле. Оно со скрипом качнулось. Инна подошла ближе. Протянула руку и слегка коснулась его небритой щеки.

Благодарность. Она испытывала к нему благодарность, от которой щемило сердце. И еще немного нежности примешивалось, и легкой досады, что этот взрослый человек так неправильно распоряжался своей жизнью. Пил поначалу, теперь вот с беглой преступницей связался. Пусть теперь она не беглая, но от этого не легче. Потому что она теперь выступает в роли подсадной утки для убийц. Себя ей не было жалко, нет. Ну, если разве чуть-чуть. А вот Кузьмича она жалела.

С какой стати ему было так подставляться! Она сама в жизни сделала свой выбор. А ему она его навязала. Он не достоин такой участи. Нет. Может, следовало освободить всех разом? Может, следовало просто выйти на улицу, где не было охраны. Встать посреди сада и ждать? Ведь они должны быть где-то рядом. Они не могли не использовать шанс убрать такого важного свидетеля, как она.